«Пёсий двор», собачий холод. Том III (СИ)

Когда они спустились по обломкам в садик, Приблев услышал сверху жалобный вопль голубки.

До казарм оба шли почти молча, как молчали и по дороге до Алмазов. Вернее, когда Золотце приехал, он сперва был очень говорлив — всё пытался спросить, в чём же беда, но перебивал сам себя, сыпал рассказами, мелкими всяческими вопросами. И Приблев малодушно отмалчивался, увиливал, надеясь довести Золотце сперва до Алмазов, чтобы тот увидел всё сам. Но, конечно, не вышло. Конечно, прямой вопрос прозвучал раньше.

И после ответа оба умолкли.

Молчание же по дороге до казарм Золотце прервал лишь единожды, поинтересовавшись, как поживают его печи. Приблеву было что рассказать: о том, как Юр нашёл с чернокнижниками общий язык, как взялся дорабатывать модель, как молил разрешить ему написать об этом монографию и получил отказ; как, несмотря на зимнее время и перебои со снабжением, всё остаётся в порядке, а сын господина Туралеева успешно зреет. Да, было что рассказать, но Приблеву померещилось, что Золотце не очень хорошо его сейчас расслышит, и потому он отделался общими словами, пообещав себе позже непременно изложить все подробности.

Возле Южной части, к западу от железной дороги, имелось нечто наподобие плаца — там, где к казармам подбирались склады и промышленные строения. Видимо, прежде здесь стояло какое-то здание, а потом его снесли, заровняли фундамент и получили голую площадку, мало к чему пригодную, но уместную для тренировочной стрельбы. Приблеву повезло, и он не ошибся: на плацу выстроились люди, на левом плече каждого из них виднелся один погон, а за людьми наблюдал весь Временный Расстрельный Комитет. Возглавлял шеренгу Твирин, Мальвин поправлял в руках одного из обучающихся ружьё, а Гныщевич и Плеть весело обсуждали что-то с обнаружившимся здесь же Скопцовым.

Скопцов заметил Приблева с Золотцем первым и побледнел.

— Чудесный день, господа! — нарочито громко воскликнул Золотце, делая рукой такое движение, будто собирался снять шляпу и только в процессе осознал, что она осталась в садике.

— Господин Золотце! — Скопцов сорвался с места, кинулся было вперёд, но, что-то разглядев, застыл. Гныщевич отсалютовал без тени заботы, Мальвин оставил осанку добровольца в покое и обернулся.

Золотце шёл к ним бодрым, упругим даже шагом. Приблев едва за ним поспевал.

— Ах, как вы возмужали, господа, за время нашей разлуки! Тяжко ли ваше властное бремя? Не жмут ли вашим амбициям сапоги?

— Жорж, — чрезвычайно корректным тоном заметил Мальвин, — я полагаю, что предстоящую нам беседу имеет смысл перенести в несколько иную обстановку.

— Отчего же, господин префект? — фыркнул Золотце. — Вы, к слову, по-прежнему господин префект? Или новые ваши подопечные, — он покосился на шеренгу, — отнимают все силы?

— Послушайте, господин Золотце, я глубоко вам соболезную, мы все соболезнуем, поверьте, — зачастил Скопцов. — Но это, право, лишнее…

— Лишнее? Ах, простите, господин Скопцов, я наверняка не по моде одет, всё-таки больше месяца чах в Столице — куда мне уследить за веяниями! Нынче, как я погляжу, самый смак в стрелковом оружии?

Золотце остановился прямо напротив Скопцова. Губы его теперь дрожали однозначно, а щёки, совсем недавно красные от снега, пылали от злости.

— Слушай, mon chiot, ты чего на ружья напал? — довольно примирительно поднял брови Гныщевич. — Как заметил наш главный плакальщик, мы все тебе сочувствуем. И делаем всё возможное. При чём тут Временный Расстрельный Комитет?

— А вот это мне и хотелось бы прояснить, — язвительно улыбнулся Золотце. — Я слышал, что разбирательствами по инциденту занят как раз этот самый комитет. И слышал, что успехи его весьма и весьма относительны, — он выжидающе уставился на Гныщевича.

На дальнем конце плаца Твирин стоял, замерев, будто он работал на каком-то приводе, который сейчас отключили. По эту же сторону Гныщевич немедленно напрягся и сощурился. Люди из Второй Охраны ещё не были в полной мере солдатами, а потому косились на сцену с нескрываемым любопытством.

Приблев попытался успокоить Золотце, но тот сбросил его руку, коротко дёрнув плечом.

— Огонь! — скомандовал Мальвин. Опомнившись, Вторая Охрана дала не слишком точный залп.

— Успехи таковы, какими они могут быт’ в действител’ности, — сказал Плеть, когда грохот выстрела утих. — Мы ведём расследование. У нас ест’ подозреваемые, они находятся под заключением.

— Но ведь, если быть честным, вряд ли хоть один из них — на самом деле?.. — не смог промолчать Приблев.

— Это расследование и установит, — Мальвин всмотрелся в мишени и неодобрительно покачал головой.

— Расследование! — презрительно тряхнул мокрыми от снега волосами Золотце. — Я ведь коротко — длинно голубями не разольёшься! — но ознакомлен с вашими теперешними порядками. Кто лицом не вышел, того и пуля, так? Но лицо, как ни крути, относительное понятие. Мне, может, вот его морда не по нраву, — открыто ткнул он пальцем в Твирина. — А он у вас, говорят, главой всего, что есть временного да расстрельного. И как быть?