Пёстрые перья (СИ)

– Я уже говорил, как это будет выгодно для нас. – Молль говорил, тщательно скрывая раздражение. – Подумай, сколько это нам даст преимуществ.

– Я уже подумал. И всё сказал.

– Настают другие времена. Никто уже не работает по старинке.

– Я ни на кого не работаю. И не собираюсь.

Оба они были раздражены. И спорили уже не впервые. Но в этот раз Молль был настойчив. И опять ничего не добился.

Потом он пришёл ко мне. Наговорил комплиментов, намекнул, как важно дружить с влиятельным человеком. Всё это я уже слышал не раз. Увидев скуку на моём лице, Молль перешёл к делу.

– Наш Чеглок отличный парень, но слишком упрям, и не понимает своей выгоды. Но ты – другое дело. У тебя светлая голова.

Он ещё долго распространялся, что в нашем мире не прожить без поддержки. Что одиночки обречены на вымирание, и надо уметь вовремя найти поддержку у сильных людей. Что сейчас другие времена. Наверное, он говорил разумные вещи. Но, думаю, тогда у меня была не такая уж светлая голова. Я холодно ответил, что не собираюсь противоречить нашему главарю. И тем более подбивать его на всякие авантюры.

Отказав Моллю, я нажил себе врага. Но меня это не испугало.

Вскоре у нас наступила чёрная полоса. Кругом было неспокойно. Поговаривали о грядущей войне с соседями, кругом сновали военные патрули.

Как-то поздней осенью, накануне очередного дела, ко мне в землянку зашёл Тим. Я удивился, увидев его. Тим отличался завидным здоровьем, и никогда не приходил ко мне за советом.

Опустив глаза, и дёргая себя за короткие усы, он мялся, не решаясь заговорить. Потом сказал:

– Вот говорят, ты сны хорошо разгадываешь. Может, и мой объяснишь?

Говорил он долго и путано. Что приснился ему родной брат. И будто бы собирается он уехать в соседнюю деревню. А за околицей бродит жуткое чудовище, и всех подряд жрёт. И хочет Тим удержать брата от поездки, да не может. И что – тут рассказ становился совсем невнятным – если удержать брата, то чудовище тогда самого Тима отыщет и сожрёт вместо него.

Он закончил, весь красный, и сидел, опустив голову. Я поднялся, поставил на маленький складной столик стеклянный шар. Разжёг лампу с ароматной травой. В глубине прозрачного шара засветился мягкий огонёк.

Я долго молчал, думая, что ответить.

Наконец сказал, глядя Тиму в глаза:

– Если ты мучаешься этим, значит, ещё не поздно всё исправить. Если не знаешь, как поступить, поступи, как должно.

Тимас заморгал. Покраснел ещё больше. На лбу у него выступили бисеринки пота. Потом он встал, кивнув в знак благодарности, и положил на стол серебряную монету. Помялся немного, положил сверху букетик жёлтеньких лесных цветов, и быстро вышел.

А уже поздно ночью, когда лагерь давно затих, ко мне пришёл Жак. Он был бледен. Ввалившись в землянку, он опустился на сундук, держась за живот обеими руками.

– Ох, мочи нет, как крутит. Дай мне что-нибудь, да поскорее.

Я заметался. Когда было испробовано всё, а Жаку легче не стало, уже начинало светать. Рассвет мы встретили, сидя у входа в землянку. Я – обхватив голову руками в мучительных раздумьях, он – придерживая ремешок сползающих штанов. Готовый снова вскочить и убежать в ближайшие кусты.

Так что среди тех, кто покинул лагерь с первыми лучами солнца, были и мы с Жаком.

Когда впереди показалась гряда невысоких гор, густо поросших у подножия хвойным лесом, отряд разделился. Большая его часть отправилась дальше. А остальные – я, Жак, и взявшиеся проводить нас Бобр с Зябликом свернули в извилистую расселину.

Матильду мы нашли в огороде. Стоя на коленях, она пропалывала грядки. Отведя белые волосы со лба перепачканными в земле пальцами, сощурилась на нас. Вид у неё был недовольный.

Оглядываясь на бледного Жака, я объяснил суть дела. Она слушала, сопя и хмурясь. Потом встала, отряхнула юбку, и поманила нас за собой в дом.

Там она завозилась у полок, уставленных всякой всячиной. Перебирала один за другим маленькие горшочки, что-то смешивала, пересыпала, бормоча себе под нос. Маявшийся Жак, наблюдавший за ней с лавки, сказал:

– Уважаемая, нельзя ли побыстрее?

– А ты куда-то торопишься, голубь? – ответила она, не прекращая своего занятия.

– Мне нужно успеть ещё кое-куда… – мой товарищ взялся за живот, икнул, и нетерпеливо закончил: – Дело у меня. Важное.

– Ну, если важное… – Матильда наконец нашла искомое.

Бормоча под нос непонятные слова, накрошила в чайничек загадочной сухой смеси из холщового мешочка. По комнатке поплыл пьянящий аромат.

Сунула в руки Жака кружку с отваром и велела пить. Потом положила ему ладони на голову, прижала пальцами виски и взглянула внимательно в глаза. Прикрикнула:

– Сиди, не дёргайся!

Тот замер. Хорошенько наглядевшись, старуха отошла к полкам, сняла с одной из них круглый предмет. Это был такой же, как у меня, стеклянный шар. Усадила меня рядом с собой на лавку. Вложила шар мне в руки, накрыла своими.

– Смотри. Что видишь?

– Ничего, – ответил я, недоумевая.

Она покачала головой.

– Глаза закрой.

Я закрыл глаза, начиная злиться. Всё это казалось мне глупым розыгрышем.

– Ну, что видишь? – повторила она.

– Темноту, – усмехнувшись, сказал я.

– Хорошо. Ещё что?