Пётр Машеров

«Размеры аварии выходят далеко за пределы локального события, — так было сказано на Политбюро, — и непременно получат широкий общественный резонанс. Малейшая нечеткость в работе любой инстанции может вызвать среди людей отрицательную реакцию, различного рода проявления и эксцессы». Как докладывал Машеров, «обстановка в Минске была и остается для такого случая вполне нормальной. Никаких панических настроений и тем более болезненных, отрицательных высказываний и проявлений не было и нет, не считая тех случаев, когда в разговорах по поводу причин взрыва раздаются голоса, что это дело рук сионистов».

По пять-восемь суток руководители республики, города не спали. Посещали больницы, где лежали раненые. Многие из погибших были родом из деревень. В Минск приезжали их родные, близкие. И всех нужно было выслушать, разместить в гостиницах, помочь решить самые разные вопросы. При всей трагичности ситуации от людей не поступило ни одной жалобы, страшную беду старались разделить вместе.

Как-то в три часа ночи к Павлюкевичу в кабинет робко вошли мальчик и девочка:

- Дяденька, говорят, что вы тут главный. Ответьте, пожалуйста, где наши папа и мама? Они не вернулись с работы…

Сердце обливалось кровью, в пересохшем горле застывали слова…

Машеров сам посещал семьи, в которых были погибшие, присутствовал на похоронах. С мукой, страданием на лице провожал многих в последний путь. Он был убежден, что вины руководителей Минского радиозавода нет, допущены грубейшие ошибки проектировщиками. Ему хотелось поверить в то, что случилось нечто непредвиденное. Как-то приехав в одну из тревожных ночей, сказал Хомиву:

— Пойдем, Николай Иванович, заглянем в тоннели. Там же до войны были разные военные склады, может, война еще раз «отозвалась?»

В руках он держал фонарь. По дороге начальник цеха футляров пожаловался, что со дня аварии десять дней не отпускают домой, даже не во что переодеться. Машеров приказал отправить к нему на квартиру шофера. Когда тот сказал жене Хомива, чтобы собрала одежду, женщина чуть не потеряла сознание, подумав, что мужа арестовали. Машеров под свою ответственность отдал распоряжение, чтобы Хомиву разрешили выехать из оцепленной зоны домой. А причины для волнения были. Через день после аварии были арестованы и находились под стражей в следственном изоляторе КГБ при Совете Министров БССР Захаренко и Куцер — директор и главный инженер Минского радиозавода, Никитин — директор Ленинградского государственного проектного института, Деменков — главный инженер проекта, Германович — главный специалист института.

Шесть человек дали подписку о невыезде. Родные и близкие арестованных направили десятки заявлений на имя Генерального прокурора СССР, в Верховный Суд страны, чтобы им разрешили встретиться. На эти просьбы несколько месяцев никто не реагировал. В коллективных письмах стояли сотни подписей с просьбой смягчить наказание коллегам по работе.

***

Пока велось следствие, слухи обрастали новыми фактами. Люди хотели знать подробности, детали, конкретные обстоятельства дела. А о них в коротких сообщениях ничего не говорилось. Заместитель Генерального прокурора СССР Жогин направил Председателю Верховного Суда СССР Гор кину уголовное дело по факту взрыва в цехе футляров для рассмотрения в суде. Тем не менее задолго до конца расследования, 30 марта, в Москве на заседании Политбюро ЦК КПСС одним из обсуждаемых вопросов стояла трагедия в Минске.

Началось заседание в 9 часов утра. В 21 час в зал вызвали Захаренко и Никитина, которых под конвоем привезли сотрудники КГБ из «американки», следственного изолятора в Минске. Докладывал председатель правительственной комиссии Устинов. Коротко, официально. Сразу назвал виновных. Сначала всю вину пытался взвалить на заводчан: неправильно, мол, эксплуатировали. Возразил Генеральный прокурор. Потом выступил Машеров. Он пытался отклонить обвинение в адрес руководителей минского предприятия. С ним не согласились. Тогда он настоял на том, чтобы судебное разбирательство проводилось в Минске.

Дали слово Захаренко, он своей вины не признал, высказал упреки в адрес Устинова, который, мол, без оснований обвинил их в трагедии.

- Кто-то должен отвечать за это. Люди же погибли! - твердо убедил членов Политбюро ЦК КПСС председатель правительственной комиссии.

За преступно-халатное отношение к выполнению своих служебных обязанностей, приведшее к тяжелым последствиям, директоров Минского радиозавода и Ленинградского проектного института, Л. Захаренко и В. Никитина, сняли с работы и исключили из партии. Машерову указали на низкий контроль за работой предприятия, поручили рассмотреть на бюро ЦК КПБ факт взрыва в цехе, привлечь к ответственности виновных.

В конце концов Брежнев, поняв, видимо, не совсем объективное рассмотрение вопроса, бросил вслед Машерову реплику:

- Вы там с заводчанами обойдитесь по-человечески.

4 апреля состоялось заседание бюро ЦК Компартии Белоруссии. Председательствовал на нем Машеров. Бюро обсудило постановление ЦК КПСС «Об аварии в цехе футляров Минского радиозавода...»