Пётр Великий в жизни. Том первый

По временам на шумных увеселительных собраниях петровой компании слышались и серьёзные разговоры. Чем шире развертывались дела войны и реформы, тем чаще Пётр со своими сотрудниками задумывался над смыслом своих деяний. Эти беседы любопытны не столько взглядами, какие в них высказывались, сколько тем, что позволяют ближе всмотреться в самих собеседников, в их побуждения и отношения, и притом смягчают впечатление их нетрезвой и беспорядочной обстановки. Сквозь табачный дым и звон стаканов пробивается политическая мысль, освещающая этих дельцов с другой, более привлекательной стороны. Раз в 1722 г., в весёлую минуту, под влиянием стаканов венгерского, Пётр разговорился с окружавшими его иностранцами о тяжёлых первых годах своей деятельности, когда ему приходилось разом заводить регулярное войско и флот, насаждать в своём праздном, грубом народе науки, чувства храбрости, верности, чести, что сначала всё это стоило ему страшных трудов, но это теперь, слава богу, миновало, и он может быть спокойнее, что надобно много трудиться, чтобы хорошо узнать народ, которым управляешь. Это были, очевидно, давние, привычные помыслы Петра; едва ли не он сам начал продолжавшуюся и после него обработку легенды о своей творческой деятельности. Если верить современникам, эта легенда у него стала даже облекаться в художественную форму девиза, изображающего ваятеля, который высекает из грубого куска мрамора человеческую фигуру и почти до половины окончил свою работу. Значит, к концу шведской войны Пётр и его сотрудники сознавали, что достигнутые военные успехи и исполненные реформы ещё не завершают их дела, и их занимал вопрос, что предстоит ещё сделать.

Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. Т. IV. С. 37

Разумеется, раннее отторжение от привычного «чина» царского обихода и приобщение Петра к людям «всякого чина» и к иноземцам с иными понятиями, столь же разнообразными, как и этнографический состав Немецкой Слободы, содействовали той умственной свободе, которая резко отличает Петра от его предшественников; но этим указанием не может быть исчерпано объяснение: главная его часть должна пасть на долю цепкости, стремительной сообразительности и постоянно возбужденной силы петровского ума. Только при отмеченных свойствах ума и гениальной способности не по дням, а по часам превращаться из «московита» – в европейца не по внешности только, а по самому способу мышления и по умственным эмоциям – из Петра и мог выйти такой преобразователь России, каким он вышел.

Фирсов Н.Н. Петр I Великий, московский царь и император всероссийский: Личная характеристика. – Москва, 1916. С. 16