Постараемся проследить, с какого времени и при каких обстоятельствах возникло расположение Петра к Анне Монс; что это была за женщина, окончательно «остудившая» его к царице и ускорившая решение её горькой участи, что это за женщина – которой, по свидетельству иноземцев, отдав сердце, Пётр непременно бы отдал и корону всея России, если бы только на его любовь красавица ответила такою же страстью? Нечего и говорить, что вследствие всех этих обстоятельств Анна Ивановна выступает из ряда дюжинных любовниц великих персон и заслуживает нескольких страниц в очерках истории царствования Петра Великого.
Связь Анны Монс с Петром, начавшаяся в 1692 году, продолжалась более десяти лет. Царь не забывал о своей любовнице ни во время военных походов, ни наслаждаясь прелестями заграничной жизни во время Великого посольства в Европу. «Крайне удивительно, – писал австрийский посол Гвариент, – что царь, против всякого ожидания, после столь долговременного отсутствия, ещё одержим прежней страстью: он тотчас по приезде в Москву посетил немку Монс».
С домом старика Монса хорошо был знаком с самого приезда своего в Россию, т. е. с 1676 года, знаменитый Лефорт; гуляка, поклонник женской красоты, он часто бывал у виноторговца и ухаживал за хорошенькими дочерьми; из них старшая скоро вышла замуж за иноземца Фёдора Балка. Если верить Гвариенту, а не верить ему нет основания, младшая из сестёр Монс сделалась любовницей ловкого женевца.
По свидетельству одного иностранца, Монс была некоторое время общей фавориткой обоих друзей, царя и Лефорта.
Иностранцы и преимущественно немцы отзываются о ней с большими похвалами. Helbig, например, сводит отзывы всех об Анне Монс, и на основании этого свода выходит, что «эта особа служила образцом женских совершенств: с необыкновенной красотой она соединяла самый пленительный характер; была чувствительна, не прикидывалась страдалицей; имела самый обворожительный нрав, невозмущаемый капризами, не знала кокетства, пленяла мужчин, сама того не желая, была умна и в высшей степени добросердечна». Кроме этих отменных качеств, по уверениям тех же немцев, Анна была до такой степени целомудренна, что на любовные предложения Петра отвечала решительным отказом.
Эти восторженные отзывы немцев, вызванные желанием возбудить сочувствие к судьбе своей единоземки, разлетаются при первом знакомстве с подлинными документами и с рассказами беспристрастных современников. Так, целомудрие было не в характере Анны Ивановны; с легкой руки Лефорта она всецело отдалась Петру; об этом заговорили везде: в домах иноземцев, в избах простолюдинов, в колодничьих палатах.
– Относил я венгерскую шубу к иноземке, к девице Анне Монсовой, – говорил, между прочим, немец, портной Фланк, аптекарше Якимовой, – и видел в спальне её кровать, а занавески на ней золотые…
– Это не ту кровать ты видел, – прервала аптекарша, – а вот есть другая, в другой спальне, в которой бывает государь; здесь-то он и опочивает…
Затем аптекарша пустилась в «неудобь-сказываемыя» подробности.
В Москве носилась молва, что остудила Царя к законной царице золовка ея, царевна Наталия Алексеевна, что едва ли справедливо: то был простонародный толк стрельчих, злобившихся на Петра и на всех, кого любил он. Bероятнее пишут современные наблюдатели иноземные, что Евдокия отдалила от себя своего супруга безотвязною ревнивостию и упрёками за привязанность его к иностранцам: вся родня царицы питала глубокую ненависть к ипоземцам, и один из ея братьев оскорблял даже Лефорта в присутствии Царя. Неприязнь их без coмнeния разделяла и Евдокия.
В конце апреля 1699 года государь отправился в последний поход под Азов, и его суб-супруга поспешила завязать с ним нежную переписку; к сожалению, из неё уцелело только пять писем Анны Монс, но их довольно, чтоб судить о характере корреспонденции и о характере писавшей; что до ответов Петра, то они не дошли до нас: их, как кажется, уничтожили в год разрыва государя с его фавориткой.