Задержав дыхание, Оля вошла в кабинет. Бурмистров сидел за столом и разговаривал по телефону. Мельком глянув на Олю, он поднял кверху указательный палец и стал привставать с кресла, договаривая:
– Я в третий раз тебе говорю – им на хер не нужен весь противогаз, им нужна только металлическая часть, фильтры, понимаешь? Что? А маски пусть на хер он себе наденет! Чего? И чего? Вить! Ну, ты что, первый год замужем? Ну, найми двадцать лохов, посади на баржу, они тебе за сутки отвинтят. А маски за борт. И весь разговор. Давай.
Он бросил трубку на рычажки.
Оля стояла посередине кабинета.
Бурмистров хмуро обошел стол, приблизился к ней, долго и молча смотрел.
У Оли дрожали губы и колени.
– Что, на тот свет собралась? – беззлобно спросил он и ударил ее по щеке.
Оля в изнеможении опустилась на пол.
– Сколько суток не ела?
– Четыре… пять… – пробормотала она.
– Дура… – Он снял трубку, набрал. – Полина Андреевна? Здравствуйте. Значит, сегодня мне нужно. Да. Значит, пожалуйста, поезжайте туда как можно скорее, приготовьте прямо сейчас. А мы минут через… сколько надо вам? Давайте через час. Да. Спасибо.
Оля сидела на полу.
– Иди туда. – Бурмистров кивнул ей на два кресла возле журнального столика.
Она встала, пошла, села.
Бурмистров присел на угол стола, скрестил руки на груди.
– Где была?
– Мы путешествовали с мужем.
– Замуж вышла?
– Да.
– Что последний раз ела?
– Я… не помню… лобстера.
– Неплохо… Дура. Ты смерти моей хочешь?
– Нет… – прошептала Оля, в изнеможении откидываясь на кресло, и сладкие слезы потекли по ее щекам.
– Свинья, ну, свинья… – качал голой головой Бурмистров.
Без стука вошел довольный человек в белом пиджаке:
– Бориска, все тики-так!
– Чего? – хмуро буркнул Бурмистров.
– Они берут тридцать налом и восемьдесят под гарантию банка. А Хохол еще нароет у своих лохов двадцать – двадцать пять.
– А Лапин?
– А чего нам теперь Лапин? Он сам хапнул рублевый, сейчас полоса такая.
– Но он же у них теперь гарант.
– А что ему, хуем землю рыть? – широко заулыбался человек и покосился на Олю. – Резона нет. Пусть Малахов слепит новый договор, и все.
Бурмистров пожевал губами, глядя в паркет.
– Знаешь… вот что. Я с батей сам перетру. А ты пока запусти Женьку, да?
– Понял. – Человек вышел.
Бурмистров набрал номер.
– Олесь, трэба помиркиваты. Нет, сейчас. Давай, у трубы. Ага. Все, я выехал.
Он вышел из кабинета.
Едва за ним закрылась дверь, новый приступ сладких слез снизошел на Олю. Она беззвучно плакала, откинув голову на прохладную и мягкую кожу кресла. Благополучное возвращение к Лошадиному Супу наполнило ее измученное голодом и страхами тело сладким маслом нежности, которое она уже не боялась расплескать.
– Это нэ… это нэ… – повторяла она, как ребенок, смеялась и плакала.
Бурмистров вернулся через час – довольный и веселый.
– Поехали!
Опухшая от слез Оля встала.
– Плакала? – заглянул он ей в глаза.
Она кивнула.
– Это хорошо! – усмехнулся он и открыл дверь. Внизу их ждал большой черный джип с шофером и охранником. Оля с Бурмистровым сели сзади. Джип выехал на Садовое и понесся.
«Опять к Курскому», – поняла Оля.
Там, в сталинском доме с самой высокой в Москве аркой она ела невидимое последние полгода. Еще она знала, что в этом доме когда-то жил академик Сахаров.
Бурмистров смотрел в затемненное окно. Его гладко выбритая голова, невзрачное лицо, мутные глаза, суетливые руки, – все было родным.
Оля вдруг поняла, что она по-настоящему счастлива.
«Слава Богу, что он меня простил, – вздохнула она полной грудью. – А если б нет? Что тогда делать? Пусть бегут неуклюже пешеходы по ужас!»
– Да… – вдруг вспомнил Бурмистров, достал мобильный и стал набирать номер.
Водитель резко вильнул, обгоняя машину, мобильный выпал из рук Бурмистрова на пол.
– Извините, Борис Ильич, – пробормотал шофер.
– Уволю, Вася, я тебя на хер! – Бурмистров с улыбкой посмотрел под ноги.
– Я найду, – с удовольствием наклонилась Оля.
Она впервые в жизни увидела близко мобильный телефон. Это добавило еще одну маленькую порцию счастья. Заглянув под сиденье, она заметила его. С подсвеченным циферблатом, словно невиданное ночное насекомое из далекой тропической страны, мобильный лежал возле красивых ботинок Бурмистрова. Оля полезла туда и с тихим восторгом коснулась тонкой, костистой щиколотки Лошадиного Супа.
«Умный и нежный», – подумала она.
Вдруг раздался звук, словно машина въехала в сухое дерево, и высохшие ветки застучали по кабине.
– А! – громко сказал водитель.
Джип резко вильнул, Оля повалилась ничком, прямо на ботинки Бурмистрова.
И снова сухие ветки застучали по машине. И мелко посыпалось стекло.
Машина опять вильнула, визгливо затормозила и очень медленно поехала. Красивые ботинки Бурмистрова стали сильно пихать Олю.
«Зачем он?» – подумала она и стала подниматься.
Машина очень медленно ехала.
Оля подняла голову, оглянулась.
Десятки узких солнечных лучей пронизывали полумрак кабины. В лучах клубилась пыль. Оля глянула и не сразу поняла, что солнце пролилось в аккуратные круглые дырки.