Пир Джона Сатурналла

Кольцо все крутилось, крутилось на пальце.

— Я тоже постоянно оглядываюсь назад, в прошлое. Когда я впервые увидел леди Анну, мне показалось, что Бог даровал мне счастье, каким наслаждались люди на заре времен. Адам и Ева изведали не больше радости, чем мы с твоей матерью. — Он бросил взгляд на стол, где лежала знаменитая вышивка, на которой Пирс представал в виде кривобокой карикатурной фигуры. — Сейчас, накануне свадьбы, возможно, и ты постигаешь меру такого счастья?

Он пристально смотрел на нее. Но мысли Лукреции уже унеслись от нелепого портрета, вышитого крестиком. Образ бледнолицего Пирса растаял перед глазами, и вместо него возникло смуглое лицо и красная ливрея, вся в застарелых пятнах. Он тайком кормил ее. Она примеряла платье для него и воображала, будто это его руки разглаживают на ней шелк…

— Да, — кивнул отец. — Я вижу в твоих глазах то самое счастье.

Лукреция благоразумно потупила голову.

— Бог забрал у меня мою радость. Провидение, даровавшее нам с леди Анной великое блаженство, ниспослало и столь безмерное горе, что я был готов добровольно последовать за своей возлюбленной женой, даром что Господь возбраняет подобные деяния. И лишь обещание, данное твоей матери, удержало мою руку. Она произвела тебя на свет из любви ко мне и ради сохранности Долины. Я обещал ей заботиться о тебе.

Пока он говорил, черты его приняли странное выражение, какое Лукреция уже видела однажды: много лет назад, в Солнечной галерее. Да это же недоумение, поняла она теперь. Он словно не в силах осмыслить свою судьбу. Сэр Уильям приблизился — девушке показалось, что он заполнил всю комнату своим крупным телом, — и сел напротив. Потом ее удивление возросло до крайней степени, ибо отец подался к ней и взял за руку:

— Я нарушил свое слово. Я не заботился о тебе, Лукреция. — Он сделал паузу. — Прости меня.

Он крепко сжал ее руку в ладонях, словно пытаясь напитаться от нее силой. Лукреции почему-то вспомнился момент в материнской спальне, когда у нее возникло побуждение подойти к нему.

— Если вы просите, я вас прощаю, — неловко пробормотала она.

Сэр Уильям отпустил ее руку, но Лукреция по-прежнему ощущала на ней давление сильных ладоней.

— Я хочу, чтобы между нами не осталось обид. Ибо я должен сказать тебе еще кое-что. Пришла недобрая весть. Меня призвали на войну, и одному Богу ведомо, кто из нас вернется домой, а кто сложит голову на бранном поле. Увы, дочь моя, тебе уготована еще одна печаль. Боюсь, тебе придется сменить свадебный наряд на доспехи.

— На доспехи, отец?

— Ни о какой свадьбе завтра не может идти речи.

Сердце у нее застучало чаще. Она сама не понимала, как ей удалось не выдать своего ликования. Широкие ладони вновь сжали руку Лукреции.

— Король поднял боевое знамя. И сейчас я должен просить тебя об одном обещании, дочь моя. Что ты выполнишь волю своей матери и мою волю.

Волю своей матери… В тот миг девушка была готова пообещать отцу всю землю со всем, что на ней находится.

— Каким образом, отец?

— Дай мне слово, что ты сохранишь Долину Бакленд…

Лукреция дала слово. Она проводила взглядом отца, выехавшего за ворота во главе колонны. И помахала платком Пирсу. Но потом поискала глазами в хвосте колонны, среди мужчин в красных ливреях, шагавших за огромным фургоном, доверху нагруженным кухонной утварью и провиантом. Среди юношей, шедших последними, она высмотрела знакомую голову с выбивающимися из-под шапки кудрявыми черными волосами. Он оглянулся на нее, прикрывавшую лицо скомканным платком.

Война — отсрочка моего приговора, говорила себе Лукреция. Штат слуг — моя армия. Фартук и ключи — мои доспехи. Но баклендские слуги не смогли тягаться с головорезами Марпота. Беспрепятственно ворвавшись в дом, налетчики пронеслись вихрем по всем коридорам и комнатам, расхищая все, что можно. Они выволокли из дому мистера Паунси и стегали хлыстами, пока бедняга не пустился в пляс вокруг костра, где горели его бумаги. Из церкви доносился грубый хохот солдатни и истошные вопли преподобного Яппа. Потом они подтащили священника к бурой от крови плахе. Их светловолосый полковник неподвижно сидел на лошади. В следующую минуту Лукреция наконец стряхнула оцепенение и решительно пробилась сквозь толпу:

— По какому праву вы схватили моего слугу?

Голубые глаза мужчины холодно уставились на нее, и девушка решила, что сейчас он одним ударом пресечет все дальнейшие протесты. Однако после долгой паузы он заговорил:

— Некогда в долине скрывалась ведьма. Пряталась среди Евиных дочерей. Зло исходило из нее, как исходят брызги слюны из уст пьяного…

Проповеди зойлендского воронья, поняла Лукреция. Потом ей вспомнились слова отца. Наше исконное наследие. Она приняла самый смиренный тон, какой только сумела:

— Полковник Марпот, мы, Фримантлы, всегда знали это.