Пир Джона Сатурналла

По распоряжению Джона мужчины и мальчики вернулись на свои рабочие места и стали готовить завтраки. Подавальщики Квиллера опять стояли гуськом на лестнице. Колин и Льюк, как прежде, катали по полу огромные подносы, а Филип смотрел за очагом. Отыскав в сарае Мотта лопаты, Джон отправил недовольных Джима и Джема Джингеллов расчистить зловонную канаву за Розовым садом. Огромная застойная лужа у кухонной сточной трубы исчезла, оставив после себя на каменном полу бурую полосу тины. Симеон присоединился к Тэму Яллопу в пекарне, и запах свежеиспеченного хлеба вновь поплыл по коридорам усадьбы Бакленд. Колин и Льюк обшарили все продуктовые кладовые и мансардные хранилища в поисках чего-нибудь, чтобы разнообразить вечернюю похлебку. Погруженный в кухонную работу, Джон старался не думать о молодой женщине наверху.

— «А жен Мадиамских и детей их сыны Израилева взяли в плен, — нараспев читал Клаф. — И весь скот их, и все стада их, и все имение их взяли в добычу. И все города их во владениях их и все селения их сожгли огнем. И взяли все захваченное и всю добычу от человека до скота. И сказал им Моисей: для чего вы оставили в живых всех женщин? Вот они были для сынов Израилевых поводом к отступлению от Бога. Итак, убейте всех детей мужеского пола, и всех женщин, познавших мужа на мужеском ложе, убейте. А всех женщин, которые не познали мужеского ложа, оставьте в живых для себя…»

Слова разносились гулким эхом по голому залу. Обитатели усадьбы Бакленд стояли на голом каменном полу на коленях, обмотанных тряпками, спрятанными под бриджами и юбками. Вместе со всеми Джон стоял коленопреклоненный под взглядами ополченцев, а голос Клафа гудел и жужжал в ушах назойливой осой. После богослужения Лукреция опять осталась в церкви. И Клаф опять закрыл дверь.

Кровавые волдыри на ногах у Джона прошли. Он вставал раньше других поваров и отправлялся спать последним, зевая во весь рот и потирая глаза, пока пробирался в темноте между мужчинами и мальчиками, храпящими на тюфяках в кухне и подсобной. В воскресенье он вместе со всеми обматывал колени тряпками и шел на богослужение. После каждой скучной проповеди, когда прихожане, шаркая башмаками, покидали церковь, Эфраим и Лукреция оставались за закрытой дверью.

Джон взял за обычай бродить по Верхнему лугу, по пояс в траве, наблюдая за древним зданием. Там не горело ни огонька. Ни звука не доносилось из темных провалов разбитых окон. Но в ушах у Джона неотступно звучали слова Лукреции, смысл которых ускользал от него, как вода от Тантала в пруду.

Мы просто обмениваемся нашими желаниями…

Что она имела в виду? Джон отчаянно бился и извивался на крючке вопроса, но никак не мог освободиться. Он раздраженно рявкал на поварят в кухне и надолго погружался в задумчивость, из которой выходил лишь после окликов Филипа. Ближе к зиме с Элминстерской равнины задул холодный ветер. Овсянка стала жиже, а хлеб — грубее.

— Помнишь ковриги Финеаса? — спросил Филип, когда из печей вынули последнюю партию темных буханок.

— Даже Финеас не испек бы вкусный хлеб из молотых бобов и ржи, — ответил Джон. — Мы с таким же успехом можем замешивать тесто из пыли, наметенной в конюшне.

— Некоторые поговаривают об уходе. — Филип отломил кусок хлеба и принялся мрачно жевать. — «Пост леди Лукреции» — вот как они называют такое питание.

— Кто именно? — резко осведомился Джон. — И куда они пойдут? В Зойленд?

— Счетные книги Бена не лгут. К пахотному понедельнику мы будем есть свои башмаки. — Филип уныло уставился на собственную потрепанную обувку. — Если они у нас еще останутся к тому времени.

— Адам и Ева спрятались в саду Едемском, — объявил Эфраим Клаф озадаченным прихожанам в следующее воскресенье. Почему-то он поджидал их снаружи. Стоял перед дверью, с диковато выкаченными глазами. — Но Бог изобличил ослушников в смоковных опоясаниях. Теперь я узнал, что их падшие потомки повторяют древнюю ошибку, обертывая тряпьем колени для своего удобства и облегчения.

— О чем он говорит? — прошептал Филип. — И для чего здесь это?

Вдоль стены церкви стояли в ряд тачки, наполненные гравием и галькой. Джон недоуменно потряс головой.

— Но слуг Божьих не обмануть. — Эфраим погрозил обличительным пальцем, как если бы стоявшие перед ним мужчины и женщины были детьми малыми. — Обернитесь фиговыми листьями, и Бог сорвет их с вас. Раскрасьте лица, коли хотите. И Бог отмоет вас дочиста. Посмейтесь над Богом, и Он посмеется над вами. — Он скривил губы в ухмылке. — А насмехается Бог жестоко.

Эфраим указал на миссис Поул. Два ополченца крепко схватили за руки костлявую женщину, завизжавшую от негодования, а третий задрал ей юбки, открывая взорам обмотанные тряпицами колени.

— Сними их! — крикнул Эфраим.

Солдат сорвал повязки, раздирая ткань. Ропот протеста пробежал по толпе, но остальные ополченцы вскинули мушкеты. Эфраим обвел пристальным взором мужчин, мальчиков и женщин:

— Кто следующий?

— Кто-то донес на нас, — пробормотал Филип. — Не иначе.

— Но кто? — спросил Джон.