Читаем Пир Джона Сатурналла полностью

— Мастер Пирс, да будет тебе известно, залез на дерево и спрыгнул с него на одного из вражеских кирасир, которого и одолел в схватке. «Прыжок Кэллока» — так окрестили его подвиг. И все это он проделал, несмотря на рану в бедре…

— В бедре? — выпалил Джон. — Да ему ножом в задницу ткнули! Причем не кто-нибудь, а родной отец! Ваш Пирс бежал с поля боя как трусливый заяц!

Лукреция с каменным лицом скрестила руки на груди:

— Я не желаю выслушивать подобные дерзости.

Джон снова шагнул к ней, но Лукреция отвернула голову.

Он остановился, обескураженный отказом.

— Пирс не любит вас, — тихо сказал Джон. — А вы не любите его.

— Мы просто обмениваемся нашими желаниями, — ответила Лукреция. — Я уже говорила тебе. Можем обменяться и нашими неприязнями.


— Марпотовы разбойники взяли все, что захотели, — доложил Джону мистер Банс. — А что не смогли унести с собой, то испортили. «Щедроты Божьи» — так они называли свою поживу.

В сухой кладовой остались овсяная крупа, четыре мешка бобов, низки сушеных яблок и полголовы мадейрского сахара, завернутой в мешковину и спрятанной за балку. Содержимое хлебной кладовой составляли три мешка муки грубого помола да несколько черствых ковриг, лежащих на полках.

Джон, Филип, мистер Банс и мистер Стоун прошагали по коридорам за главной кухней. От двери в комнату Сковелла осталась лишь пара расколотых досок, болтающихся на одной петле. Книги и бумаги были разбросаны по полу, стол и кресло перевернуты. В воздухе стоял запах копоти, смешанный с затхлым запахом отсырелой ткани и бумаги.

— Сперва они спустились вниз, — сказал Банс. — Потом поднялись наверх и схватили Паунси. Когда закончили с ним, сразу вытащили Яппа на веревке из церкви. Приковали к плахе. Сказали, он должен Богу руку за все свои папистские проповеди. И обезручили бы беднягу как пить дать, не вмешайся леди Лукреция.

— Она их остановила? — спросил Джон.

— Увела Марпота в церковь. Они там оставались больше часа. Молились, сказал один из разбойников. На колокольне. Она взяла ключ в комнатах мистера Паунси. Как бы то ни было, когда леди Лукреция вышла, Яппа отпустили.

Зачем бы Лукреции подниматься с Марпотом на колокольню, гадал Джон. Впрочем, после последнего разговора с ней все ее поступки вызывали у него недоумение.

— Мелихерт упаковал свой дорожный сундук на следующий же день, — вступил в разговор мистер Стоун. — Сел на корабль в Столлпорте. Но он, по крайней мере, попрощался. Вэниан так просто исчез, никому не сказавшись.

Как Сковелл, подумал Джон, обводя взглядом разоренную комнату. Обливные глиняные банки по-прежнему стояли на верхней полке.

— Одного имени Марпота оказалось достаточно, чтобы отпугнуть народ от усадьбы, — продолжал Банс. — Он половину своего войска поставил лагерем в Кэллок-Марвуде. Дело дошло до того, что в деревне нельзя было показаться в ливрее. После этого работники начали уходить. Теперь у нас не принимают заказы на Каррборовском рынке. Люди боятся, что мы все сбежим отсюда, так и не расплатившись с ними.

— С прошлого Михайлова дня ни у кого из нас нет ни пенни в кармане, — добавил Фэншоу. — Мистер Паунси всегда помнил все выплаты, причитающиеся нам. Жалованья, ренты, пошлины. Держал в голове каждый хайд земли от Флитвика до самого Столлпорта. А теперь горемыка не знает, какой нынче день недели.

За дворовыми воротами пьяно кренились бараки, построенные к визиту короля. В конюшне две верховые лошади всхрапывали рядом со старой рабочей клячей. В кухонном саду Мотта все грядки заглушил бурьян и шпалеры для бобов покосились. Забитая мусором сточная канава за садовой оградой тянулась вниз, к заливным лугам, густо заросшим сорной травой. На приусадебной ферме за рекой было возделано не больше половины капустного поля и столько же ржаного. Выйдя на берег, Джон посмотрел на лодочный причал и блестящую зеленую воду. Дощатый настил причала был разрушен, берега густо заросли ивняком и ольшаником. Выше по течению лопасти мельничного колеса зачерпывали из застойной воды ворохи речных водорослей.

Поднявшись обратно по лугу, Джон остановился у карповых прудов — одни они выглядели как прежде, стараниями Цапли, очищавшего их от водорослей и отпугивавшего птиц. Джон поднял руку, и оборванная фигура приветственно захлопала крыльями.

— По-прежнему разговариваешь во сне?

Цапля запрокинул голову в беззвучном смехе.

Джон и мистер Фэншоу пошли дальше, мимо ограды Розового сада и парадного крыльца, ведущего в Большой зал. Часовня за стеной Восточного сада стояла закрытой.

— Ключ у Марпотова пастора, — с гримасой сообщил Фэншоу.

— Пастор?

— Разве ее светлость тебе не сказала? Его Марпот здесь оставил. Пастор Эфраим Клаф. — Клерк-секретарь с любопытством взглянул на Джона. — Мастер Сатурналл? У тебя такой вид, будто ты увидел призрака.


— Обернешь колени, — сказал мистер Банс, вручая Джону две тряпки. — Завяжешь вот так и спрячешь под бриджами. Пусть пастор думает, будто мы терпим жестокие муки, стоя на коленях на каменном полу. Хочется людям во что-то верить, пускай себе верят, таково мое мнение. — Толстяк ухмыльнулся.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза