Читаем Пир Джона Сатурналла полностью

— Много чего быть не может, — промолвил Пандар, озирая пустые полки. — И тем не менее это случается.

Лица у них заметно осунулись, видел Джон, ливреи все в заплатках. Но металлическая рукоятка ладно лежала у него в ладони, мелко вибрируя после каждого удара. Скоро в кухне уже было не протолкнуться, однако он продолжал колотить по котлу, шаря взглядом в толпе, и музыка поварешки раскатисто гремела под гулкими сводами. Подошла Мэг, потом Джинни, чьи глаза округлились при виде Джона. Потом сквозь толпу протиснулась третья служанка, в полинялом платье из тонкой хлопчатой ткани, со связкой ключей на поясе.

Она сердито вырвала у него из руки половник:

— С какой блажи, скажи на милость, ты будишь моих слуг в неурочный час?

Только тогда он узнал Лукрецию.

В последний раз Джон видел девушку, когда они выступали из усадьбы, а она прощально махала платком с парадного крыльца. Но именно ее образ стоял у него перед глазами, когда он шагал по пустынным дорогам и крался по окраинам полей. И именно воспоминание о ней привело его обратно в Бакленд. За минувшее время Лукреция сильно спала с лица и скулы у нее заострились.

Он стоял перед ней в грязной одежде, коротко остриженный, пропахший дымом и потом. В точности как в первый раз.

— Мы вернулись, — просто сказал Джон.


В Большом зале не осталось ни столов, ни помоста, когда-то возведенного для короля. Вместо них на полу повсюду валялись соломенные тюфяки. Разбитые окна были заколочены, а на южной стене, где прежде висел фамильный гобелен, белой краской был намалеван огромный крест. Шелестя юбками, Лукреция и Джемма провели Джона по коридорам. В отцовском приемном кабинете Лукреция с деловым видом села за буковый стол.

— Сэр Уильям сейчас в Оксфорде, и его пока нельзя перевозить, — сообщила она. — Ты знаешь, что он ранен?

Джон покачал головой. Бен Мартин видел, как во время последней атаки под ним упала лошадь, а Льюк Хобхаус слышал от одного сержанта, что он получил ранение. Впоследствии до Джона доходили только слухи, циркулировавшие по лагерю в Тотхилл-Филдсе.

— Одна нога у него была раздроблена, — сказала Лукреция. — Хирурги решают участь второй. Сейчас отец борется за Бакленд со своего болезного одра. Комитет по конфискации скоро будет рассматривать наше дело.

— Комитет по конфискации, ваша светлость?

— Наши враги не сидели сложа руки, пока вы отсутствовали.

Ступни Джона, стертые до кровавых пузырей, горели огнем в грубых башмаках. Лукреция порывисто поднялась с места:

— Пойдем, покажу тебе, что они сотворили.

Шагая по тихим коридорам за двумя молодыми женщинами, он неотрывно смотрел на быстро покачивающиеся бедра Лукреции. Хотя в голове у него мутилось от усталости, Джон живо представил белые лодыжки под изношенной юбкой и почувствовал, как на виске натягивается тонкий шрам, оставленный мушкетной пулей. Они остановились перед дверью мистера Паунси. Джемма постучала и вошла первой.

В комнате стоял кислый запах. Сквозь единственное окно сочился серый свет. За длинным столом, заставленным аккуратными кипами бумаг, сидел мистер Паунси. С изможденным лицом и спутанными жидкими волосами, отросшими до плеч. На шее у него по-прежнему висела серебряная должностная цепь. Не обращая внимания на Лукрецию, Джемму и Джона, он снял латунную гирьку с одной из кип и принялся сосредоточенно изучать документ, лежавший под ней. Но содержание бумаги, каким бы оно ни было, похоже, не удовлетворило стюарда, ибо он поставил гирьку на место и потянулся за другой.

— Мистер Паунси, — мягко промолвила Джемма, — здесь ее светлость.

Стюард потряс головой и пробормотал:

— Еще не готово.

— Люди Марпота выволокли его из дому, — сказала Лукреция. — А когда он оказал сопротивление…

— Они нарезали хлыстов и заставили его плясать джигу, — закончил за нее Джон.

— Да. — Лукреция удивленно взглянула на него.

При упоминании имени своего мучителя мистер Паунси пришел в возбуждение и стукнул гирькой по столу.

— Вот именно! — вскричал он. — И пляской очиститесь от греха!

— Довольно, сэр, — успокоительно произнесла Джемма, беря несчастного за руку. — Отдохните немного.

Она помогла стюарду встать с кресла и повела к узкой кровати. Джон с Лукрецией вышли в коридор, где пахло затхлостью. Со дня, когда мистер Паунси неожиданно ворвался в спальню девушки, они впервые остались наедине.

— Я видел ваше лицо, когда мы выступали из усадьбы.

Ее плечи напряглись под хлопчатой шалью.

— Ты должен выбросить из головы подобные мысли, — отрывисто проговорила она.

— Не могу. И вы не можете.

Джон вспомнил сладкий яблочный аромат, витавший у нее в спальне. Ее губы, приоткрывшиеся навстречу его губам. Сейчас никакой стюард не помешает им. Но когда он шагнул к ней, она выставила вперед ладонь:

— Я помолвлена, мастер Сатурналл. Или ты забыл?

— Помолвлены с Пирсом, — пренебрежительно бросил он.

На щеках Лукреции выступили два алых пятна.

— Мастер Пирс сражался храбро! — резко сказала она.

— Храбро?

— Он удостоился высокой похвалы. О нем писали в новостных листках. Как под ним убили лошадь. Как он захватил другую.

— Захватил?

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза