Пир Джона Сатурналла

— Спросите леди Люси. Он затащил ее в церковь, на колокольню. Подымаясь по лестнице, колотил молотком по стенам и орал проклятья. А вот вышел оттуда притихший. Белее мела, будто призрака увидел. Быстро собрал своих людей и был таков.

— Это моя вина, — горестно промолвил Джон. — Филипа наказали вместо меня. За то, что я избил Клафа…

— Никто так не считает, — перебил Альф. — А уж Филип и подавно. На твоем месте мы бы тоже Клафа отдубасили. И даже крепче, правда?

Все согласно закивали.

— Я бы мерзавцу башку размозжил лопатой, — заявил Пандар.

Адам кивнул:

— Так или иначе, на этот раз они обобрали нас дочиста. Они и деревья из земли повыдирали бы, кабы смогли.

— Ладно хоть деревья оставили, — вздохнул Альф, поднимаясь на ноги. — Похоже, нам придется добывать пропитание в лесу.

Взяв торбы, лопаты и мотыги, они разделялись на отряды и совершали вылазки в каштановые рощи, где рассыпались по прогалинам, собирая дикий ячмень и выкапывая съедобные коренья. На заброшенных полях усадебной фермы за рекой Адам, Джед и Альф возглавляли упряжные команды, которые с трудом брели по старым бороздам, волоча за собой тяжелую соху. Каждый вечер они возвращались домой еле живые от усталости, в облепленных грязью башмаках. В кухне Хески и Симеон варили похлебку из кореньев, загущенную ячменем. К концу недели все ходили совершенно измотанные, со стертыми в кровь ногами. В разоренной голой церкви Альф громко читал молитвы. Обитатели усадьбы, собравшиеся вокруг него, хором повторяли слова, потом пели псалом. Джон стоял в последних рядах и смотрел на Лукрецию, чье лицо скрывалось за оборками капора.

В голове у него отдавались эхом жестокие слова, в запале брошенные ей. Их ночи в Солнечной галерее, казалось, остались в далеком прошлом. Ее отсутствие рядом в ночные часы ощущалось как дыхание студеного ветра, вступившего в сговор с холодным пасмурным небом. Но на земле во дворе по-прежнему оставалась вмятина от плахи. И высокий дуб раскидывал ветви над могилой Цапли. При виде перевязанной культи Филипа вся решимость разом пропадала. Я потерял Лукрецию, думал Джон, я получил по заслугам. Он постоянно украдкой поглядывал на Филипа, когда они сидели за столом вместе, и наконец Филип стянул с культи повязку:

— Можешь посмотреть, если хочешь.

Джон густо покраснел:

— Нет, я…

— Это сделал Марпот, — сказал Филип. — И он за это ответит. Ты здесь ни при чем.

Работа стала тяжелее. Джон вставал затемно и колотил поварешкой по котлу, будя обитателей усадьбы. Людям, отправлявшимся на поиски пропитания, приходилось углубляться все дальше в лес, чтобы наполнить торбы. Солнце нещадно палило, сжигая всходы пшеницы в полях. К середине лета зеленые колосья поднялись лишь до колена.

Они по цепочке передавали от реки кожаные ведра и деревянные бадьи с водой, которую выливали в кривые борозды. Злаки снова пошли в рост, но к концу лета огромные участки поля оставались голыми. Они косили, веяли и молотили. Потом перемалывали зерно в ручных мельницах. Они собирали плоды и ягоды, ловили силками кроликов и ощипывали голубей. В изнеможении падая на кровать ночью, Джон засыпал, едва голова касалась подушки.

Щеки у них вваливались все сильнее, и глаза западали все глубже. Войско Марпота по-прежнему перекрывало дороги, и приемный двор пустовал. Осенью пришло известие о суде над королем. Джон вспомнил мужчину с печальными глазами, который подозвал его к себе и усадил рядом. В Рождество все обитатели усадьбы вновь собрались в Большом зале и откушали тушеной крольчатины с черствым хлебом из муки грубого помола. Когда миссис Гардинер, по обыкновению, заснула и начала тихонько похрапывать, Джон бросил взгляд на Лукрецию, сидевшую с другой стороны от нее.

За весь год они едва перемолвились парой слов. Нос у нее сросся кривовато. Джон считал, что такая легкая неправильность придает лицу очарования. Но она при виде его всегда отворачивалась.

Зима шла своим чередом. Морозы крепчали, и холод вытягивал силу из тел. С каждым днем работники собирались на утреннюю поверку все медленнее. Когда двое из подчиненных Квиллера слегли, их места заняли Мэг и Джинни. Изможденные, бледные люди выходили колонной на рассвете и возвращались, еле волоча ноги, после наступления темноты, с бессильно поникшими головами и громко урчащими желудками. Но всегда требовалось еще натаскать и нарубить дров, принести воды наверх, прорыть очередную сточную канаву.

— Половина кочанной капусты поражена ржавчиной, — доложил Джону Филип в Мартинов день. — А листовая совсем сгнила. Что там с репой, узнаем, когда выкопаем. — Он уже перестал носить повязку на культе. — Некоторые опять поговаривают о том, чтобы податься отсюда куда-нибудь. Самая беда с мукой. Без хлеба нам никак…