Читаем Пир Джона Сатурналла полностью

— Я не вор. И не бродяга.

От нее слабо пахло розовой водой. В уголках губ пряталась улыбка, словно не решаясь показаться. Темные глаза внимательно изучали Джона.

— Вообще-то, передо мной положено преклонять колени, — заметила она. — Или стоять навытяжку, опустив глаза. Ты что, не признаёшь меня?

Про то, как вести себя при встрече с девочками, Джош в своих наставлениях не упомянул. Джон поднялся на ноги.

— Я леди Лукреция Фримантл, дочь сэра Уильяма и леди Анны из поместья Долина Бакленд, — объявила девочка и, поскольку Джон молчал, добавила: — У меня есть и другие титулы.

Он стоял перед ней, в пахнущем сыростью линялом плаще, замызганной ветхой рубашке и потрепанных штанах в грязных разводах. С торчащими на голове клочьями волос, под которыми нестерпимо зудела кожа.

— У тебя есть имя? — осведомилась Лукреция.

— Джон Сатурналл.

— Джон Сатурналл, ваша светлость, — поправила она. — Что же привело тебя сюда, мастер Сатурналл?

— Я прибыл, чтобы поступить в услужение.

— Но взял да сбежал.

— Меня все равно не возьмут.

Она без всякого смущения разглядывала Джона, неловко переминавшегося с ноги на ногу. В нише позади нее он заметил плащ, разостланный наподобие одеяла, и свернутую валиком одежду взамен подушки. С этой самодельной постели на него таращились четыре куклы. Леди Курослепа, подумал мальчик. Леди Белоножка. Маменька. Он вспомнил болтовню юных служанок в хозяйственном дворе и сказал:

— Вы тоже сбежали.

— Такое вряд ли возможно, Джон Сатурналл, — насмешливо ответила девочка. — Я здесь живу. А тебя что привело в Бакленд?

Она быстро окинула глазами пыльную галерею. Одна из ее косичек открепилась на затылке, заметил он. И руки у нее грязные.

— Я услышал, как вы пели.

— Я? Пела? Да не было такого.

— Было-было. — Джон откашлялся и попытался воспроизвести напевный голос девочки: — Приди, любимая моя…

Там было еще про горные кручи и разные наряды, но он осекся, когда Лукреция без улыбки покачала головой.

— На какое место ты хотел поступить? — спросила она.

Джон вспомнил огромное сводчатое помещение внизу и гуляющие по нему волны запахов и вкусов.

— В кухню.

— Стряпать? — В ее голосе слышалось отвращение.

— Так если не стряпать, тогда и кушать будет нечего, — сказал Джон, — ваша светлость.

— Кушать? — Она сморщила носик.

Лицо у нее что тонкий белый фарфор, подумал мальчик. Холодное и гладкое, как у одной из ее кукол. Лукреция молча смотрела на него. Потом тишину нарушил некий звук.

Протяжное бульканье, низкое утробное урчание разнеслось по длинной галерее, гулко отдаваясь от дощатого пола и стен. Услышав этот глухой рокот, Джон изумленно нахмурился, но почти сразу расплылся в ухмылке. Ибо щеки Лукреции Фримантл залила краска. Урчание исходило из ее желудка.

— Похоже, вам нужно кушать сытнее, — сказал Джон, продолжая ухмыляться.

Но девочка не улыбнулась.

— Замолчи! — прошипела она.

— Так шумлю-то здесь не я вовсе.

— Да как ты смеешь!

Теперь она покраснела до корней волос, глаза у нее сузились и полыхнули яростью. Джон недоуменно уставился на девочку.

— Это ж просто ваш желудок, — попытался он успокоить ее. — Просит пищи.

— Да как ты смеешь! — снова выпалила Лукреция. Открепившаяся косичка качнулась туда-сюда, когда она резко встала с дивана.

Прежде чем Джон успел вымолвить еще хоть слово, за дверью галереи послышались возбужденные голоса. Он увидел свой собственный ужас, отразившийся в лице девочки. Несколько мгновений они неподвижно смотрели друг на друга, объединенные общим страхом. Потом глаза Лукреции сузились, рот разомкнулся.

— Сюда! — пронзительно крикнула она. — Он здесь!


Джона притащили обратно в кухню, где ждал мистер Фэншоу.

— Известите констебля, — приказал клерк-секретарь двум своим подчиненным. — Потом отведите мальчишку к воротам.

— Минуточку, мистер Фэншоу, прошу прощения, — услышал Джон голос Джоша. — Позвольте мне сперва объяснить ему… — Перед Джоном возникло лицо погонщика. — Видишь ли, у сэра Уильяма не нашлось для тебя места. Ты отправишься в Каррборо…

— В работный дом, — пояснил Коук, чья плоская физиономия расплывалась в широкой улыбке.

— Там не так плохо, как я думал, — промямлил Джош.

— Ага, если любишь собирать тряпье да кости, — насмешливо фыркнул поваренок.

— Довольно, Коук, — нахмурился мистер Фэншоу. — Уведите его.

Тяжелая ладонь легла Джону на загривок и толкнула вперед. Но не успел он пройти и трех шагов, как раздался низкий голос:

— А ну-ка, отпусти мальца.

Руку у него с шеи убрали, и Джон медленно выпрямился. Возле очага стоял высокий седовласый мужчина с коротко подстриженной бородой и серо-голубыми глазами, в красном кухонном жакете и длинном белом фартуке. На веревке, обвязанной у него вокруг пояса, висел медный половник. Мистер Фэншоу с принужденным видом отвесил низкий поклон и приветственно произнес:

— Мастер Сковелл.

— Добро пожаловать, посторонний, — отозвался Сковелл, и мужчины в красных ливрейных куртках с усмешкой переглянулись между собой. — Домохозяйство решило нанести визит Кухне?

Клерк-секретарь неловко переступил с ноги на ногу:

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза