Читаем Пир Джона Сатурналла полностью

Мистер Паунси нахмурился. Кухонный устав предоставлял поварам больше прав, чем имеет иной король, однажды полушутя заметил он сэру Уильяму. И главные повара усадьбы Бакленд защищали свою империю с яростью, достойной римских цезарей. Бесчисленные привилегии, установленные для подданных Сковелла, сплетались в такую же причудливую сеть, как родственные связи древних Фримантлов, размышлял мистер Паунси. Но зачем главному повару встревать в историю с мальчишкой, отменяя уже принятое решение? Сковелл ничего не делает просто так, знал он. Какую же цель он преследует сейчас?

Еще один вопрос, не имеющий ответа, надо полагать. Если только Сковелл не умышлял просто выказать неуважение к стюарду. А данный поступок трудно истолковать иначе. Мистер Паунси тяжело вздохнул. Похоже, давняя война между Кухней и Домохозяйством возобновилась.

— Мастер Сковелл действует в пределах своих прав, — сказал стюард своему клерку-секретарю. — Он может брать на работу кого захочет.

Отрывисто пожелав Фэншоу доброй ночи, мистер Паунси подумал, не отправиться ли и ему на боковую. Но оскорбительный поступок Сковелла никак не шел из головы. Теперь он не уснет, знал мистер Паунси. Раздраженно тряхнув головой, он вернулся к своим разысканиям.

Да не будет дозволено никакой женщине ни доставлять огонь к очагу, ни подпитывать огни Долины, ни подавать пищу, покуда не велят

Этот завет стал для него проклятием, однажды посетовал сэр Уильям. Снять проклятие могла лишь леди Анна, но она умерла.

Мистер Паунси вновь принялся читать имена, начертанные выцветшими чернилами на бумагах, придавленных латунными гирьками. Из детей, рожденных от леди Морсборо, Эдварду наследовал Гай Бовилье Фримантл. Родословные младших потомков расползлись по близким и дальним окрестностям, соединившись с Роулами из Броденэма, Чарльзами и Саффордами из Мира и злосчастными Фрилами из Олд-Туэ. И несносными Кэллоками. Как раз родословную последних и изучал сейчас мистер Паунси. Один из Кэллоков следующего поколения сочетался браком с одной из дочерей семейства Саффорд. Их сын через женитьбу породнился с Роулами… Мистер Паунси потер переносицу и подумал о дочери сэра Уильяма, опять сидящей под замком в своей комнате. Ее застали в обществе нового поваренка Сковелла. Не потому ли мальчишка вдруг сделался такой важной фигурой? Передвинув бумаги на столе, мистер Паунси положил перед собой родословные Кэллоков и Фримантлов и начал бесцельно отслеживать случайные союзы и степени родства между семействами, уяснять процесс разделения последних на два не связанных между собой клана, сопоставлять имена. Потом две генеалогические линии вновь сошлись — одна со стороны Кэллоков, другая со стороны Фримантлов.

Подземная река, вскользь подумал мистер Паунси. В следующую минуту случайная мысль вдруг разрослась и всецело завладела умом. А может ли линия наследования незримо тянуться сквозь поколения? Достав все родословные семейства Кэллоков, он посмотрел на старые документы новыми глазами.

Свеча догорала, и стюард крикнул, чтоб принесли другую. Ко времени, когда и она стала гаснуть, свет зари уже разливался над Элминстерской равниной и втекал в окно мистера Паунси. Он потер воспаленные глаза. Род Кэллоков был таким же древним, как род Фримантлов. Даже более древним, утверждал отец сэра Гектора. Именно им, а не Фримантлам принадлежало законное право владения Долиной… Стюард еще раз внимательно проследил две линии преемственности. А если они опять соединятся? Возможно, такой союз удовлетворит требованиям завета?

Ему придется войти в переговоры с Гектором Кэллоком, ясное дело. Но нищий граф обеими руками ухватится за возможность породниться с Фримантлами. Тогда останется уговорить леди Лукрецию. Упрямством девочка пошла в отца. Она заартачится как пить дать. Но самое трудное препятствие лежит далеко за пределами Бакленда — ведь любой подобный брак может быть заключен только с благословения Короны.

А для того, чтобы получить такое благословение, придется вновь открыть ворота усадьбы Бакленд.

Откинувшись на спинку кресла, стюард вспомнил вечер, когда ворота закрылись, — вечер смерти леди Анны. Словно обуянный безумием, сэр Уильям тогда прогнал вон всех своих слуг и всех служанок своей жены. Мистер Паунси будто въявь услышал бешеный стук молотка, которым его светлость заколачивал дверь в Солнечную галерею. На следующий день усадьба закрылась от внешнего мира.

Бакленд должен вновь открыть свои ворота, решил мистер Паунси. Латунные гирьки размещались на стопках бумаг почти в нужном порядке. Почти в идеальной последовательности. Хороший вечер. Только мысль о дерзкой выходке мастера Сковелла все еще свербила в глубине сознания. Маленький бродяжка. Его имя назойливо гудело в мозгу, подобно залетевшей в комнату мухе, которая с сердитым жужжанием мечется в поисках выхода.

Джон Сандалл.

* * *

На потолке дрожали красные отблески мерцающих огней, на полу лежали тени от колонн.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза