Читаем Пир Джона Сатурналла полностью

Один за другим голоса стихли, и наконец веки Джона сомкнулись.

Он снова был в лесу и тряс за плечо матушку. На сей раз она проснется. Надо только потрясти подольше, и она встанет со своего спального места у костра. Она пожурит Джона за то, что убежал на всю ночь, а потом ласково обнимет. Но он расталкивал ее, пока в деревне внизу не зазвонил церковный колокол, да так громко, что и мертвые поднялись из могил. А матушка по-прежнему не шевелилась. К нему подошла Пегги Роули, с измазанным кладбищенской грязью бескровным лицом, в руке у нее болталась кукла. За ней следовали сестры Риверетт, землисто-бледные, с синими губами. Потом приблизился мальчик в шляпе с обвислыми полями. Абель снял свой головой убор.

— Все из-за колодца, — сказал мертвый друг. — Когда он разлился во время дождей. Старый колодец отравил нашу Мэри. А заодно и рассудок нашей Кэсси. Но ты ведь знал это, правда, Джон?

— Ты зачем пришел, Эйб? — спросил Джон.

— За своим плащом.

Мертвый мальчик схватил Джона за плечо и потянул. А колокол все звонил и звонил…

Джон, вздрогнув, проснулся. Филип Элстерстрит тряс его за плечо. Звон производила поварешка Сковелла, ударяющая об огромный котел. Джон хотел запахнуть полы голубого плаща, но пальцы ухватились за красную куртку и рубашку.

Повсюду вокруг поварята поднимались со спальных мест на полу, зевая, потягиваясь и протирая глаза. Джон потер лицо ладонями и поморщился, задев шишку на лбу.

У противоположной стены вставал со своего тюфяка Коук, один глаз у него заплыл багровым кровоподтеком. Маленький Финеас с ухмылкой пялился на вредного поваренка. Потом двери распахнулись, и в кухню повалили клерки, раздельщики, увязчики, кондитеры, пекари, кладовщики и носильщики. Повара всех рангов сгрудились вокруг Сковелла, который стоял у очага, колотя половником по медному котлу. Наконец под сводчатым потолком замерло гулкое эхо последнего удара.

— Раздуть огонь!

Крышка в полости очага поднялась, ручные мехи заработали, горячие угли замерцали и разгорелись.

— По местам!

Толпа бросилась врассыпную, красные куртки и белые фартуки так и замелькали перед глазами. Джон, стоявший рядом с Филипом, в легком замешательстве озирался по сторонам, когда вдруг почувствовал крепкий тычок под ребра.

— Вчера ты меня врасплох застал! — прошипел Коук, злобно хмуря расцвеченное синяками лицо. — Но погоди, я еще доберусь до тебя, черномазый. И уж я подойду к делу с умом, не сомневайся.

Филип пожал плечами.

— Не обращай на него внимания, — бросил он, когда Коук торопливо зашагал к аркам.

Повсюду вокруг Джона мужчины и мальчики готовились к трудовому дню.

— А куда мне идти? — растерянно спросил он, оглядывая кипящую суетой кухню.

— Куда велят, — ответил Филип. — Может, в разделочную к Андерли. Это было бы неплохо. Или в погреба к мастеру Пейлвику. Или в пряностную комнату к Роосу. Я лично работаю у мистера Банса…

— Уже нет.

Над мальчиками навис старший судомой мистер Стоун, обернутый ниже пояса длинным кожаным фартуком. Лицо его по выразительности могло соперничать с одной из кухонных колонн.

— Вы оба работаете у меня.

— Но мое место в подсобной, — запротестовал Филип.

Мистер Стоун покачал головой:

— Тебе не следовало приводить сюда своего приятеля. — Верзила указал на прибитый над дверью закопченный щит с вырезанными на нем мелкими темными буквами. — Ты же знаешь правила. А ну-ка.

— «Никто да не поднимет руку на товарища, — неохотно прочитал Филип. — Никто да не произнесет бранного слова. Никто да не принесет навоза на башмаках…»

— Не это.

— «Никакая дичь да не будет доставлена не заключенной в клетку…»

— И не это.

— «Ни один посторонний да не войдет в кухни, иначе как с дозволения кухонного начальства», — наконец прочитал Филип.

— Вот именно. — Мужчина сурово воззрился на Филипа и Джона. — Взять хотя бы подавальщиков Квиллера, что сейчас выстраиваются наверху. Здесь они посторонние. Это не означает, что мы с ними не знакомы. Это означает, что они не кухонные работники. Спустись сюда сам король — он посторонний. Даже сэр Уильям. Если ты не служишь в кухнях, ты не имеешь права здесь находиться. А кухонное начальство означает мастера Сковелла, либо одного из старших поваров, либо полноценного повара. А не поваренка, который еще и года здесь не прослужил. — Старший по судомойне повернулся к Джону. — Или даже дня не проработал. Все понятно? Марш в судомойню.

В судомойне пахло сыростью и пищевыми отходами. Свет проникал через маленькие окошки, расположенные высоко над полом. Вдоль одной стены размещались длинный стол, деревянный ларь и ряд лоханей. В дальнем углу, над древним каменным стоком, из стены торчала капающая свинцовая труба. На веревках с потолка свисал длинный деревянный желоб. Из подсобной кухни доносился стук ножей: мистер Банс и остальные уже принялись за работу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза