Пир Джона Сатурналла

— Не робей, Джон! — крикнул ему вслед Адам Локьер. — Разве сможет леди Люси устоять перед тобой?

Сейчас в чертах девушки читалось презрение и скука. Мистер Паунси, мистер Фэншоу и миссис Поул ждали.

— Это бульон из ягненка, ваша светлость, — начал Джон. — Он сварен из филейного мяса, срезанного с самой нежной части шеи. В него положен растертый костный мозг, извлеченный из костей, сваренных на медленном огне…

Немного скосив глаза, он видел отражение Лукреции в трюмо в глубине комнаты. Девушка хранила равнодушный вид.

— Теперь приправы…

Джон продолжал свое корявое описание, пытаясь представить, что он стоит в кухне и объясняет состав блюда Симеону, Хески или другому поваренку, а не мямлит перед высокомерной Лукрецией Фримантл. Гардинер и Поул одобрительно кивали, слушая его запинающуюся речь. Потом, неожиданно для него, Лукреция заговорила:

— Как интересно.

Она не казалась заинтересованной. Но и насмешки в ее голосе не слышалось.

— После заправки последней специей бульон процеживается, — продолжал Джон.

— Действительно? Через что?

Джон отважился коротко взглянуть на девушку.

— В дуршлаге дырки слишком большие, — объяснил он. — Сито из конского волоса сразу забьется. Мы используем сетку из тонкой проволоки.

Лукреция встала и заглянула в суповую чашку:

— Ты потратил целый день, чтобы приготовить этот бульон?

— Да, ваша светлость.

Девушка наклонилась к струйкам пара над чашкой и с удовольствием потянула носом. Затем, к великому удивлению Джона, взяла чашку с подноса. Сейчас выпьет, подумал Джон, стараясь не показывать своего ликования. Он справился с заданием за один-единственный день! Лукреция повернулась и ногой выдвинула из-под кровати что-то, с глухим шумом проехавшееся по половицам. Какой-то сосуд.

Ночной горшок.

Уже в следующий миг Джон сообразил, что она собирается сделать, и порывисто шагнул вперед. Но девушка оказалась проворнее: одним плавным движением она перевернула суповую чашку, и бульон вылился темно-коричневой дугой. Джон оторопело смотрел, как дымящаяся струя разбивается о дно ночной вазы, забрызгивая пол вокруг.

— Негодная девица! — воскликнула миссис Поул.

— Мисс Лукреция! — пролепетал мистер Фэншоу. — Как вы можете?!

Потрясенный Джон неподвижно уставился на горшок со своим творением. Лукреция обратила торжествующее лицо к мистеру Паунси:

— Неужто вы думали, что я откажусь от своего решения, соблазнившись чашкой бульона? Я не возьму в рот ни единой капли. Так и передайте отцу. Ни единой крошки!

Вынести горшок велели Джону. Опустившись на колени среди бульонных лужиц, он заметил на полу россыпь крошек и заглянул под кровать. Там в густой тени смутно вырисовывался какой-то предмет. Маленькая темная плитка, наполовину завернутая в тряпицу. Присмотревшись, Джон улыбнулся про себя. Надкушенный ломтик суржевого хлеба. Выходит, голодовка леди Люси уже закончилась. Может статься, никогда и не начиналась. Поднявшись на ноги, он пробормотал:

— Так-таки ни единой крошки?

Лукреция окаменела на месте. На щеках у нее выступили красные пятна.

— Что это значит? — прогнусавил мистер Паунси.

Джону оставалось лишь сообщить о своем открытии. Указать на нее пальцем, как она в свое время указала на него… Но когда он уже набрал в грудь воздуху, чтобы заговорить, Лукреция вдруг переменилась в лице. Надменный взгляд дрогнул, и в нем промелькнуло знакомое смятение. На краткий миг Джону почудилось, будто они с ней опять находятся в Солнечной галерее, объединенные общим страхом разоблачения.

— Ну же? — потребовал стюард.

— Ничего, мистер Паунси, сэр, — услышал Джон свой голос. От минутного злорадства не осталось и следа, едва он подавил первоначальный порыв.

— Ничего?

— Я просто подумал о другом кушанье. Которое больше придется по вкусу ее светлости.

— Но почему? — возмутился Филип. — Если она ест, значит не голодает, верно? Почему ты не сказал им?

— Да какая мне с этого выгода? — беззаботно откликнулся Джон. — Подумаешь, нашел кусочек хлеба под кроватью. Вдобавок тогда они поняли бы, что хлеб принесла твоя Джемма. — Он шутливо хлопнул Филипа по спине.

— Если леди Люси чем-то наполняет желудок, она к твоей стряпне не притронется.

— Это зависит от того, что я состряпаю, — улыбнулся Джон. — Разве нет?

Но Лукреция не стала есть ни засахаренные фрукты со взбитыми сливками, которые он принес на следующий день, ни лимонный поссет с земляникой, приготовленный после. Каждый день у двери в спальню миссис Поул внимательно обследовала поднос. Каждый день Джон, потупив взгляд, стоял перед Лукрецией, и молчание между ним, гувернанткой, клерком-секретарем и девушкой становилось все тягостнее, пока его очередное кулинарное творение остывало, разваливалось или засыхало на подносе.

Сама Лукреция безучастно смотрела в окно, или прихорашивалась за туалетным столиком, или с притворным энтузиазмом вышивала кривыми стежками. Через час, по ощущениям похожий на все три, когда у него уже отваливались руки и урчало в животе, колокольный звон, возвещавший о конце обеда, разрешал Джону вернуться в кухню.