— Боюсь, жар был слишком силен, — огорченно объяснил Джон миссис Поул на следующий день. — Вот желе и помутнело. Но думаю, сегодня ее светлость соблазнится, миссис Поул. В конце концов, такое заливное пришлось по вкусу самому королю.
Поул и Фэншоу скользнули взглядом по тусклой серой массе и через минуту, по обыкновению, удалились. Оставшись наедине с Лукрецией, Джон осторожно отогнул дрожащий пласт мутного желе — под ним оказалась форель с чешуей из миндальной стружки и крохотных ломтиков лимона. Лукреция подняла на него глаза:
— Тебе необязательно так стоять.
— Как же мне стоять, леди Лукреция?
Она поколебалась.
— Если тебе угодно, мастер Сатурналл, ты можешь… сесть.
— Сесть?
— И можешь не отводить взгляд.
— Не отводить?
— Можешь смотреть на меня. Когда мы беседуем. Садись вот сюда. — Она говорила таким тоном, словно сидеть подле нее было для него самым обычным делом. — В конце концов, ты сидел рядом с самим королем. Значит, и рядом со мной можешь. Если хочешь, конечно.
— Но что, если войдет миссис Поул, ваша светлость?
— В таком случае она узнает, что у леди Лукреции Фримантл аппетит лучше, чем она полагала. — Девушка похлопала ладонью рядом с собой. — Ну же. Не надо нависать надо мной.
Движения Джона вдруг утратили обычную уверенность, когда он наклонился, чтобы взять поднос у нее с коленей. Берясь за гладкие деревянные ручки, он нечаянно задел ее пальцы. Прикосновение словно обожгло, и он резко отдернул руку. Поднос накренился, Джон попытался подхватить его за край, но не успел, и деревянная доска с грохотом упала на пол. Рыбьи кости и хлопья бледно-розового мяса разлетелись в стороны. На мгновение наступила тишина, потом издалека донесся голос Поул:
— Что там такое?
Джон и Лукреция испуганно уставились друг на друга. Уже в следующий миг Джон проворно опустился на колени. Представь, что ты в кухне, сказал он себе. И кричит не гувернантка, а мастер Сковелл. Делов-то раз плюнуть. Сперва кости. Его руки двигались быстро и точно. Потом желе. Как же теперь все это подхватить с пола? В кухне у него дюжина лопаточек, выбирай любую. А здесь только руки. Свои и ее.
— Помогите мне! — прошипел он, когда шаги Поул раздавались уже на лестничной площадке; Лукреция соскользнула с кровати на пол. — Подставьте ладонь вот сюда. Теперь давайте, раз-два…
Они вместе быстро перевернули желейный «колпак», накрывая рыбьи кости. Так, а где же ложка? Ага, вот она за ножкой кровати, рядом с измятым обрывком бумаги. Джон схватил одно и другое. Ложку на поднос. Бумажку под тарелку. Секундой позже в комнату ворвалась Поул.
— Что за шум? — строго осведомилась она.
— Я… — хором начали Джон и Лукреция.
— Да?
— Мне очень жаль, миссис Поул, — сказал Джон, — но я поскользнулся.
Глаза Поул сузились, пошарили по подносу и остановились на ложке. Два костлявых пальца подняли ее с подноса. Узкие ноздри женщины раздулись.
— Ложка пахнет рыбой.
— Правда? — Лукреция говорила самым невинным тоном, но Джон заметил, что щеки у нее заливаются румянцем, и тотчас выхватил ложку из руки миссис Поул.
— Вы правы, миссис Поул! — вскричал он. — Вдобавок она облизана! Неудивительно, что ее светлость отказывается кушать! — Уставившись на возмутительный предмет, Джон призвал на помощь все свои актерские способности и проговорил яростным тоном, какому позавидовал бы сам мистер Вэниан: — Не беспокойтесь, миссис Поул, я передам ваше негодование судомоям. И самого мастера Сковелла поставлю в известность.
— Что это? — поинтересовался Филип, заглядывая Джону через плечо. — Теперь она тебе еще и стихи пишет?
Джон помотал головой. Подними миссис Поул тарелку, она обнаружила бы под ней клочок бумаги. Вместо нее это сделал Филип, что оказалось для Джона не многим легче.
— Поул чуть было не поймала тебя, да?
— Поул и дохлую форель не поймает.
Джон отвернулся, но Филип схватил его за плечо:
— Послушай. Если ты не хочешь говорить им, что леди Люси ест, тогда скажи, что она не станет есть ни под каким видом. Мол, какие блюда ей ни подавай, она ни к одному не притронется.
Джон сосредоточенно перекладывал ножи на столе. Самый длинный — влево. Для очистки овощей — вправо.
— Да что с тобой такое? — рассердился Филип.
— Со мной? — ощетинился Джон. — Ровным счетом ни-чего.
На следующий день он отдал бумажку Лукреции.
— Это стихи, — пояснила девушка, как если бы он в жизни не видел письменных знаков. — Они были написаны моей матери.