Она пробежала глазами по строкам, потом перевела взгляд на сундук под окном. В воздухе потянуло запахом лаванды и лежалой шерсти, когда Лукреция откинула сундучную крышку и пошевелила ворох серебристо-голубого шелка. Платье, в котором она была на пиршестве, понял Джон. Под ним лежала растрепанная черная книжица с аккуратно вклеенными измятыми страницами. Лукреция бережно засунула в нее обрывок листка и посмотрела на Джона, стоящего по другую сторону от кровати:
— Я думала, Поул тебя поймала.
Джон ухмыльнулся:
— У нее кишка тонка.
Но девушка не улыбнулась:
— Ты не должен больше приходить.
У Джона что-то оборвалось внутри.
— Почему?
— Принуждать слугу к обману так же нехорошо, как просить ровню поступать против совести.
— Меня никто не принуждал, ваша светлость.
— В таком случае, боюсь, ты поступаешь против совести.
— А что, если я поступаю как раз по велению совести?
Лукреция покачала головой:
— Я скажу мистеру Паунси, что твое присутствие лишь укрепляет мою решимость. Что твои старания служат не желанной цели, а прямо противоположной. Я умею с ним договариваться. Он не станет тебя винить.
— Но что же вы будете есть, ваша светлость? Джемма ведь не сможет…
— Я буду есть на пиру, который ты приготовишь в согласии с волей короля.
Лицо Лукреции хранило в точности такое выражение, какое он видел у нее в Большом зале: отчужденное и непроницаемое.
— На брачном пиру?
— Да.
— Вы выйдете замуж за Пирса?
— Да.
— Но вы его не любите.
— Не люблю, — резко промолвила она. — Как и он меня.
На шее сбоку у нее пульсировала жилка. Мелкое биение, отсчитывающее удары сердца. На трепещущей нежной выпуклости лежал тонкий завиток темных волос.
— Моя мать отдала жизнь за Бакленд, — сказала девушка. — Она умерла, чтобы подарить отцу наследника. Чтобы Долина оставалась в безопасности. Она умерла, а я живу. Такова была ее воля. Чтобы род Фримантлов продолжался. Чтобы с Долиной не случилось беды.
Лукреция вскинула на него глаза. На что он, собственно, надеялся, подумал Джон. Что она проведет здесь всю жизнь? Что он до глубокой старости будет сочинять для нее обманные блюда, чтобы проносить под носом у миссис Поул?
— Если вы намерены прекратить вашу голодовку, — наконец проговорил он, — пускай она завершится подобающим образом. Я состряпаю для вас еще одно кушанье, мисс Лукреция.
Она взяла себя в руки:
— Какое?
— Пусть это останется тайной. Пусть оно расскажет вам что-то такое, о чем вы не догадывались. Про меня.
На кухонной лестнице Джон встретился с мистером Паунси. Обычно стюард коротко кивал, когда он почтительно снимал шапку. Но сегодня, к удивлению юноши, мистер Паунси пытливо вгляделся в него, потом кивнул и заговорщицки улыбнулся, словно они обменялись некими секретными сведениями. Спустившись в кухню, Джон быстро прошагал через все помещение и заглянул в подсобную.
— Мистер Банс, вы знаете такое яблоко — кислица? — спросил он.
На следующий день Поул встретила Джона суровым взглядом, но одобрительно кивнула при виде круглых булочек, представленных для инспекции. Войдя в комнату, юноша увидел, что Лукреция заплела косы. И почуял незнакомый аромат, витающий в воздухе.
— У вас здесь цветы какие-то, ваша светлость? — спросил он, едва Поул с Фэншоу удалились.
— Цветы? — Лукреция дотронулась ладонью до щеки. — Ты что, никогда не слышал запаха розовой воды?
Ну да, в Солнечной галерее, вспомнил Джон. Тонкий аромат защекотал ноздри, когда он наклонился, чтобы вскрыть первую булочку. Мягкое тесто расступилось, и изнутри выплыло облачко пара, разливая по комнате еще один сладкий запах. Несколько секунд Лукреция с любопытством рассматривала блестящую массу, потом вопросительно посмотрела на Джона:
— Что это?
— Моих медвяных сливок сладкий дар, — процитировал Джон, — чтобы остудить кислицы нежной жар…
Лукреция так и ахнула, пораженная до глубины души:
— Стихи?! Ты умеешь читать?!
— Разве грамотный повар такая уж редкость?
— Я… нет, конечно. — Лукреция оправилась от изумления. — Вы ведь должны читать кулинарные рецепты.
— Они — наши стихи, ваша светлость. Мы, повара, постоянно декламируем их друг другу.
Джон достал из внутреннего кармана дублета фляжку, вытащил пробку и облил печеное яблоко взбитыми с медом сливками. Он наблюдал, как Лукреция погружает ложку в истекающую соком мякоть, круговым движением зачерпывает густые сливки и отправляет мраморно-крапчатую смесь в рот.
— Твои медвяные сливки и впрямь сладкие, как в стихах, — проглотив, сказала девушка. — Почти полностью заглушают кислоту яблока.
— Я рад, что вашей светлости понравилось.
Когда Лукреция облизала губы и отложила ложку, лицо ее вновь приняло отстраненное выражение.
— Королева подарила мне платье. Прекрасное платье, чтобы я носила при дворе. — Она встала, подняла крышку сундука и наклонилась над ним. С шорохом развернулись шелковые складки, и девушка приложила к себе мерцающую ткань. — Что скажешь?
Джон зачарованно смотрел на тонкую фигуру, задрапированную серебристо-голубым шелком.
— Знаю, — вздохнула Лукреция, не дождавшись ответа. — Оно мне велико. — Она завела руки за спину, натягивая ткань. — Так лучше?