Пир князя Владимира

А Владимир собирался идти на болгар. Оставшись без самого лучшего своего военачальника, позвал того, на кого всегда мог надеяться и кто правил из своей резиденции в Новгороде с тех пор, как Владимир переселился в Киев. Дядю Добрыню.

Предложив ему кубок пьянящего вина из своих рук, князь ласково позвал Добрыню отправиться с ним в поход на болгар.

Земли серебряных болгар клубком лежали там, где Кама впадает в Волгу. Если бы их заняли русские, для Руси наряду с уже давно проторенными торговыми путями на Запад, открылась бы и дорога на Восток. Напали они на болгар, перейдя через хазарскую землю по берегам Волги. Пустившись на рискованное дело далеко от своих земель, Владимир был осторожен и не обольщался начальными успехами.

Добрыня, амбиции которого были вполне удовлетворены, после того как он получил права княжения в Новгороде, войной насытился очень скоро. Рассматривая пленных, он заметил нечто такое, что заставило его задуматься. Их прекрасная кожаная обувь, а не лапти из березовой коры, свидетельствовала о том, что это воины, привыкшие властвовать и собирать дань, а вовсе не платить ее.

Он поглаживал свою темно-русую бороду, еще не тронутую сединой, и говорил медленно, взвешенно, с паузами:

– Даже если мы с ними справимся, трудно будет держать такой народ в покорности. Только беду навлечем на свою голову…

Князь был недоволен. «Если бы вместо Добрыни войско возглавлял Волчий Хвост, «народу серебра» надеяться было бы не на что, будь их ноги обуты даже в серебро, – думал он. А так он оказался на чужой стороне, вдалеке от своих укреплений, с вечно осторожничающим дядей, который уже потихоньку начал стареть. С тяжелым сердцем согласился он с мнением, что потери могут оказаться для него слишком большими, а победа кратковременной, и пошел на мир.

– Пусть меж нами царит мир до тех пор, пока камень не начнет плавать, а солома тонуть. – Таким было его слово.

В Киев он вернулся ни победителем, ни побежденным. Принес Перуну благодарственные жертвы, чтобы представить своему народу соглашение с болгарами как большой успех.

Он подошел к жертвеннику, там его уже ждали волхвы в темных одеждах, пылал огонь, ревел скот. Собравшиеся люди, княжеское семейство, бояре, старая дружина, городские старцы и избранные мужья ждали совершения князем жертвоприношения. Он снял с пояса меч и положил его на землю, за ним и вся дружина. Пока подводили животных, князь с руками и взором, воздетыми к идолу, произносил молитву, и все повторяли за ним заключительную фразу:

– Славим вас и молимся вам, о боги!

Но что-то холодило его, снова прикасалась к нему какая-то тень, что-то тупо обжигало, словно ему под ребрами проводили сделанным изо льда ножом с затупленным верхом.

Черкешенку он бы совсем забыл, столько у него было рабынь, не напомни ему сам Волчий Хвост. Сломив свою гордость, он попросил князя вернуть ее.

Владимир сначала разгневался, нахмурил брови и резко приказал гонцу убираться, но на следующий день, разнеженный новой рабыней с милым личиком, которая наливала вино в его чашу, вспомнил о вчерашнем посыльном и приказал отправить девушку в Брестово. В награду отслужившему ратнику.

В тот же вечер ему доставили меч, которым он в свое время одарил Волчьего Хвоста. И послание:

«Дашь мне его снова, когда одержу для тебя победу. Болезнь моя прошла, раны затянулись, готов служить тебе и дальше».

Владимир громко рассмеялся:

– Эх, серебряные болгары, вам надо жертвы приносить не какому-то богу, а маленькой смуглянке! Если бы она волчище моего в сердце не ранила, показал бы он вам свои зубы острые, а в мои ризницы добавил бы серебра! Вот, значит, что это за смертельная болезнь была!

Хлопнул левой рукой себя по колену, смеясь, поднял кубок с вином и выпил одним махом.

Не знал князь, что она кое-что унесла от него в волчьи палаты. Под сердцем. Волчий Хвост хоть и отсчитывал от рождения ребенка назад дни и месяцы, но делал это тайком, ничего не говоря. Рабыню он взял в жены, ребенка растил как собственного сына.

Она-то знала. Никто ничего не спрашивал, а хоть бы и спросил… Пусть лучше ее сын будет сыном и наследником известного человека, чем одним из множества незаконных детей князя. Ни для кого не было тайной, что князь весь во власти похоти к женщинам и что от него зачали немало невольниц.

Роды прошли, как и было должно. Тем, кто рожает впервые, нужно вооружиться терпением и силой, пока ребенку дорога откроется, утешала она себя. Солнце обошло весь небосвод, когда она догадалась, все узлы на себе развязала, косу расплела. И уже скоро услышала плач ребенка. И, сразу увидев отметину на его плече, обрадовалась, что как только начались схватки, ей удалось прогнать от себя всех женщин. Перерезав пуповину, завернула сына в белую, заранее приготовленную пеленку. И дальше все для него делала сама.

– Рабыней была, рабыней и осталась, привыкла работать, приказывать не умеет. Боги ей все дают, а она не знает, как воспользоваться! – шептались о ней слуги.