Пир князя Владимира

Мстислав, весь израненный, покрытый боевыми шрамами, отошел с миром…

Олаф прекрасноволосый, дорогой друг моей молодости, о нем я только с чужих слов узнал, мы с ним и не простились… Прости, Господи.

Бог в мудрости своей человеку короткий ум дал. Самое удивительное для меня то, что, окруженный столькими смертями, человек о своей собственной не думает, каждый живет так, словно он вечен, и держится надменно, пока Господь его не покарает или не одернет. Считает годы впереди, и они кажутся ему бесконечными. Человек – это самое большое чудо Создателя.

Что до меня, то я давно уже прошел середину, впереди времени меньше, чем за спиной. Годы? Дни? Один из них должен стать судным, что, если это сегодняшний? Оказалось бы, что я столько всего не успел довести до конца. Случается ли, чтобы человек когда-нибудь был вполне готов к этому? Как узнать, что ты завершил все дела, раздал все долги, покаялся во всех грехах?

Из-за природы своей, несовершенной и увлекающейся, существа человеческие к грехам склонны. И пока я был молодым и дерзким и молился лжебогам, чужие недуги были моей заботой, а теперь чувствую ледяное прикосновение своих собственных. Ношу их с собой как грехи.

Всего лишь человек я.

С какими еще искушениями придется мне справиться теперь, когда я измучен телом, болен и жажду покоя. Неужто мне и на Ярослава, сына своего, придется войско двинуть, на город русский Новгород, где я когда-то князем стал. Снега новгородские… посмотреть бы на них еще раз. Если бы была у меня хоть горсть снега в этой липкой ночи. Хоть один снежок, чтобы приложить его ко лбу, к груди.

Рогнед, Горислава… с челом, словно луна, и горящими глазами. В них плескалось море, но они горели огнем. В смертный час увидеть меня не захотела. Говорят, ушла примиренной с собой и с Богом. Примирилась ли она и со мной? Знай она, что и у меня в груди что-то оборвалось после расставания с ней, может быть, простила бы меня, но я ей об этом не сказал ни тогда, ни потом.

Войду в комнату, пусть зажгут свечи, чтобы отогнать мои тяжелые мысли.

Картина. Удивительное отображение. Анна на ней и я, а когда я ее получил, с Анной даже знаком не был. Тот торговец обладал тайными знаниями. Вот, сколько лет прошло, а картина по-прежнему приносит мне утешение. Висит на стене, как облако, когда к земле приближается, чтобы излиться на нее. Из нее истекают постоянство, непрерывность, покой. Поэтому я и велел, чтобы ее сюда принесли.

Моя Анна. Она была хорошей княгиней, украшением Золотой палаты, моей опорой. Борис и Глеб – это лучшее, что после нее осталось и мне, и нашему народу.

Святополк уже откололся, сыновья… я знал, что они из-за земли и власти рассорятся.

Ярослав свой меч обнажил.

Жен у меня было слишком много, многие из них и детей мне родили.

Но не она. Не Атех. Греет и даже жжет меня воспоминание обо всех этих годах. Женщина – это не только пьянящее питье, хмельное и ароматное, как считал я в молодости. От такого питья к утру снова разум обретаешь, выветривается оно из головы, а женщина, плоть от плоти мужчины, стоит ей проникнуть в кровь, гуляет по венам, губит душу. Женщина – это сила. Мать и возлюбленная. А сейчас ни одной из них нет рядом…

Не узнал я ее по преданности, с которой она меня ласкала, не узнал мелких веснушек на носу, ямочек на щеках, смеха… А коли и узнал бы… так же бы все и было. Правда, я и сейчас помню вкус ее детских слез при расставании… Князь себе не принадлежит. Она это тоже знала, поэтому мне не открылась.

Прости меня, Боже, христианином быть – легко сердцу и душе сладко, но быть князем христианским… тягостно, больно, приходится отрывать от себя то, что твое… Я принял истинную веру, отрекся от идолов, но жертвы приносить не перестал. Вот, Ярослав, плоть от плоти моей, а я вынужден пойти на него…

Жертва – это святое слово.

Сыновей у меня, слава богу, столько, что не просто их пересчитать. Кроме Бориса и Глеба, родившихся в освященном браке, все остальные за княжество дерутся…

Дочь моя Престслава, живет богоугодно, детей рожает, трудолюбива. Женщина – это дар. Одно только добро несет земле. Даже если и склочная, с плохим нравом, ленивая, а тоже к порядку привыкает, Бог так устроил, что ее к дому дети да муж привязывают. Хорошо, когда дочери есть.

И сын хороший – благословение, продолжает тобой начатое. Пусть Борис после меня правит, так я сказал боярам и епископу Анастасию. Мудрый он, набожный, порядочный. Из-за безделицы воевать не станет. Война – это зло. Кровь, огонь, страдание. Земля под копытами в пыль обращается, смерть скачет с тобой бок о бок. Сколько же я воевал, и под святым отцовским знаменем, и под своим… чтобы укрепить княжество, защитить народ свой от чужаков, отогнать зло от городов наших. Многие годы воевал с печенегами.

А теперь придется идти на сына. Почему он против отца своего восстал? Ярослав, чистосердечный, ученый, к любому делу военному способный.

О Боже! Помоги мне.