Пир мудрецов

и приправ в графинчиках ..................

роскошествующие всевозможными искусными выдумками,

радостью бытия, ловушками душ.

Рядом встали в корзинах

с белою кожей ячменные хлебцы,

другие же слуги ............

После них первой вошла не супница,

любовь моя,

но громадный сосуд, усеянный заклепками.

На закуску - славное блюдо угрей (έγχέλεα),

божьей утехи,

нарубленных угриных (γογγρο-) голов.

Следом за ним другое такое же блюдо вошло,

[b] с круглым скатом под соусом.

Там маленькие супники были:

один с акульим мясом,

другой с разительным скатом .........

...... было другое богатое блюдо головоногих

и каракатиц со щупальцами,

...... мягче волос.

После него прямо с огня вошла

в струях пара

серая кефаль размером со стол.

Друг мой,

....... за нею вошли

в сухарях осьминоги

и гнутые золотистые креветки.

За ними - винные пирожные и сласти,

в цветочных лепестках.......

и пшеничные лепешки с глазурью,

кисло-сладкие, размером с горшок (?).

[с] Но истинно знаю:

вот пира пуп,

и ты и я его зовем так:

клянусь богами,

последней там была

чудовищная горячая глыба кусков тушеного тунца,

вырезанных из самых мясистых подбрюшных частей.

Вот была бы великая радость,

если всё наше дело было

только лежать там.

Но и без нас

пир был великолепен:

никто другой

так не расскажет, как я,

о всех поставленных блюдах.

Я чуть было не пропустил

горячие потроха, а за ними кишки

[d] откормленного в доме поросенка,

и хребет вошел, и ребра с горячими клецками (?).

И поставили перед нами

целую вареную голову козленка,

вспоенного молоком,

дышащую паром, разрезанную надвое,

и вареные конечности, белокожие ребра, рыла, головы,

ноги и вырезки, сдобренные соусом из сильфия.

И прочее мясо:

вареные и жареные барашки и козлята,

и сладчайшая смесь

[e] полусырых кишок барашков и козлят,

этому ликовали бы сами боги,

и ты, моя радость,

охотно поел бы их.

После жареный заяц был и петушки молодые.

Затем уже стол завалила обильно

груда горячих вяхирей и куропаток,

гнущихся от мягкости хлебов.

С ними одной ватагой пришли

мед золотистый, творог;

что же до сыра, то нежным его

каждый признал бы,

и я в вместе с ними.

Когда же к моим друзьям

пришел час насыщения питьем и пищей,

всё со столов убрали рабы,

и на руки нам пролилась вода. {38}

{38 ...пролилась вода. — Далее см. 409е.}

[Пир Антония и Клеопатры]

29. Сократ Родосский в третьей книге "Гражданской войны" [f] [FHG.III.326] описывает пир Клеопатры, последней царицы Египта, вступившей в брак с римским полководцем Антонием в Киликии. Когда они с Антонием встретились в Киликии, Клеопатра устроила в честь него царственное пиршество, на котором всё было из золота, всё в драгоценных (148) камнях, всё самой тонкой работы; даже стены там были, по словам Сократа, все в коврах, пурпурных и парчевых. Приказав накрыть двенадцать триклиниев, Клеопатра позвала на пир Антония с избранными его друзьями. При виде несметного богатства Антоний остановился как вкопанный; Клеопатра же с улыбкой сказала, что это ее подарок, и пригласила прийти еще раз завтра, с друзьями и военачальниками. Второй пир был еще великолепнее, так что первый показался убогим. И опять она подарила всё это ему, а военачальникам позволила унести с собой каждому свое ложе; чаши и покрывала тоже были розданы гостям. А когда настало время расходиться, она предоставила высшим чинам носилки и слуг, прочим же [b] гостям - коней с серебряной сбруей; и каждому был приставлен эфиопский раб с факелом. На четвертый день она купила роз на целый талант {39} и велела усыпать пол слоем этих роз толщиною в локоть, а поверх них положить сплетенные сетью гирлянды.

{39 ...она купила роз на целый талант... — Топос утопания в роскоши, но одновременно и весьма семантически нагруженное действие. Роза — цветок античности par exellence, совмещающий в себе семы роскоши (высокая цена), царственности (порфира), смерти (быстрое увядание), дионисийского начала (была посвящена Дионису-Либеру; см.: Овидий. «Фасты». V. 344), так что неудивительно, что сразу после этого описания идет история Антония-Диониса. Поздние римские императоры II-III в. н.э., такие, как Гелиогабал, Галлиен и пр., также засыпали все вокруг розами, пытаясь перещеголять друг друга в расточительности (см.: «История августов», passim).}

Историк рассказывает, что потом, когда Антоний был в Афинах, он воздвиг напоказ в театре подмостки, увитые зеленью, как для вакханалий, и они увешаны были тимпанами, оленьими шкурами и прочими [c] дионисическими затеями. Лежа там с раннего утра, Антоний пьянствовал с друзьями, слушая при этом певцов, приглашенных из Италии. Поглядеть на такое зрелище греки собирались со всех концов. "Иногда переходил он и на Акрополь, - пишет Сократ. - Все Афины освещались тогда с крыш факелами. И с тех пор он повелел, чтобы во всех городах его величали Дионисом. А император Гай, прозванный Калигулой за то, что родился в лагере, [d] не только называл себя новым Дионисом, но и наряжался Дионисом и в таком облачении правил суд".

30. Глядя на такое, можно полюбить греческую бедность, особенно если вспомнить, каковы были фиванские пиры.