Пир плоти

Джонсон с Еленой ждали доктора в конторе. Вид у Джонсона был усталый и несколько обеспокоенный, Елена же, напротив, казалась чрезвычайно возбужденной.

— Что вам удалось установить? — спросила она, едва Айзенменгер переступил порог.

Эта нетерпеливость никак не вязалась с ее обычным хладнокровием. Но Айзенменгер чувствовал себя донельзя вымотанным, к тому же строить гипотезы по первому впечатлению, не взвесив все как следует, было не в его правилах.

— Я пока не готов дать ответ.

На лице женщины отразились разочарование и откровенное недовольство.

— Почему? — спросила она.

— Мне надо обдумать то, что я увидел. Постараться составить общую картину из разрозненных фактов и соотнести ее с тем, что было известно раньше.

— Но вы обнаружили хоть что-нибудь? — едва ли не с отчаянием воскликнула она. — Что-нибудь существенное?

Айзенменгер вздохнул, не в силах аргументированно изложить свою позицию. Он сказал только:

— Я не ожидал, что Сайденхем провел вскрытие настолько небрежно. — Больше всего ему сейчас хотелось, чтобы Елена оставила его в покое, но она просто не в состоянии была это сделать, не добившись от патологоанатома хоть какого-то позитивного ответа. — Пожалуй, есть кое-что интересное. Думаю, будут основания оспорить первоначальные выводы.

Елена уже было открыла рот, чтобы задать очередной вопрос, но тут в разговор вмешался Джонсон:

— Наверное, доктору Айзенменгеру действительно надо обдумать все это, прежде чем сказать что-то конкретное.

Елена была явно не удовлетворена услышанным, но ей ничего не оставалось, как ответить со вздохом:

— Да, конечно. Просто мне очень хочется поскорее получить результат.

— И к тому же мне пора ехать, — прибавил Джонсон. — Я и так уже задержался. Вас подвезти, Елена?

Женщина замялась.

— Нам надо бы обсудить наши дела. Вы обещали рассказать о том, что вам удалось выяснить.

Джонсон посмотрел на часы:

— Понимаете, я обещал быть дома не позже половины одиннадцатого. Я не думал, что все это займет так много времени.

— Тогда, может быть, встретимся завтра утром? Часов в десять у меня в конторе? — спросила Елена и повернулась к Айзенменгеру: — А вы сможете прийти?

Субботнее утро. Выходные у него были абсолютно свободны. Поэтому он, как и Джонсон, кивнул. Это несколько успокоило Елену, и она поднялась с кресла.

— Давайте я вас подвезу, а то Боб торопится, — предложил Айзенменгер.

Елена ненадолго заколебалась, и доктор уже решил, что она откажется, как будто поездка на автомобиле в его обществе представлялась ей слишком опасным приключением, но Елена ответила:

— Спасибо. Вы не возражаете? — Последняя часть фразы относилась к Джонсону.

Тот, естественно, не возражал, тем более что самому ему надо было в другую сторону. Задержав на секунду взгляд на Айзенменгере, он произнес:

— Так я поехал. До завтра.

* * *

В машине Елена больше молчала — видимо, устала. По крайней мере, так решил Айзенменгер. Правда, она еще во время их первой встречи показалась ему не слишком общительной. Он ее, по сути, совершенно не знал и чувствовал, что такое положение дел ее вполне устраивает.

— Вы не водите? — спросил он, чтобы нарушить молчание.

Она смотрела вперед сквозь сетку из дождевых капель на ветровом стекле. Свет уличных фонарей, мимо которых они проезжали, периодически выхватывал из темноты ее лицо. Сильный аромат ее духов оказывал на Айзенменгера почти опьяняющее действие.

— Нет, не вожу, — ответила Елена. — Это большой недостаток? Теперь ведь едва ли не все водят машину.

— Да нет, почему недостаток? — ответил доктор. — А вы не хотите научиться из принципа или не можете сдать экзамен?

Наконец она повернулась к Айзенменгеру. Ее глаза в красном неоновом свете казались особенно большими.

— Дело в том, доктор, что я никогда не испытывала склонности к этому занятию. А вы всегда так бесцеремонны с женщинами?

Прямо Джейн Остин, да и только. Взглянув на женщину краем глаза, Айзенменгер увидел у нее на лице самодовольную ухмылку.

— Сейчас направо, — бросила она и через секунду добавила: — Не вижу ничего плохого в том, чтобы быть белой вороной. Скорее наоборот, это надо ценить.

Столь странное замечание несколько удивило Айзенменгера. Выровняв машину после поворота, он сказал:

— Я и не говорил, что это плохо.

Елена ничего не ответила, как будто разговор ей надоел, и тогда доктор продолжил:

— Вам, похоже, нравится быть оригинальной.

Она опять промолчала. Так прошло еще несколько минут.

— Теперь по второй улице направо, затем первый поворот налево. И остановитесь напротив большого многоквартирного дома. Во дворе, скорее всего, негде приткнуться — в это время он забит машинами.

Что ж, вполне разумно.

Лишь после того, как он, следуя указаниям Елены, остановил машину напротив высокого ухоженного здания в неогеоргианском стиле, она произнесла, по-прежнему не глядя на доктора:

— Мой отчим говорил, что быть оригинальным — значит быть свободным.

— Ваш отчим, кажется, умер? — спросил Айзенменгер.