Пир стервятников

В Браавосе выздоровление Эйемона еще казалось возможным. Рассказы Ксондо о драконах прямо-таки вернули старика к жизни. В ту ночь он съел все, что принес ему Сэм. «О девочках никто и не думал, – говорил он. – Обещан был принц, не принцесса. Я думал, это Рейегар… дым от Летнего Замка, сгоревшего в день, когда он родился, соль от слез, пролитых по умершим. Он разделял мою веру, пока был молод, но после пришел к убеждению, что пророчество относится не к нему, а к его сыну. В ночь, когда был зачат Эйегон, над Королевской Гаванью видели комету, а Рейегар был уверен, что кровавая звезда – это комета. Как же глупы мы были, мы, почитавшие себя мудрецами! Ошибка произошла от неверного перевода. Драконы, как верно подметил Барт, не имеют пола – они переменчивы, как пламя, и каждый из них то самец, то самка. Мы обманывались на этот счет тысячу лет. В пророчестве говорилось о Дейенерис, рожденной среди соли и дыма. Драконы это доказывают. – Одно ее имя, казалось, придавало мейстеру сил. – Я должен отправиться к ней. Должен. Будь я моложе хотя бы на десять лет…»

Старик так взбодрился, что сам поднялся по сходням «Пряного ветра». Сэм уже отдал свой меч вместе с ножнами Ксондо – в уплату за плащ из перьев, который помощник капитана загубил, спасая его из воды. Теперь единственной их ценностью были книги из подземелий Черного Замка. Сэм помрачнел, расставаясь с ними. «Они предназначались для Цитадели», – сказал он, когда Ксондо спросил, что случилось. Помощник перевел его слова капитану, и тот засмеялся. «Серые мудрецы все равно получать их, – объяснил Ксондо, – только теперь они покупать книги у Квухуру Мо. Мейстеры хорошо платят за книги, которых у них нет, – дают серебро и золото, желтое или красное».

Цепь Эйемона капитан тоже хотел забрать, но тут Сэм уперся. Отдать свою цепь – великий позор для мейстера, говорил он. Ксондо пришлось повторить это трижды, прежде чем капитан согласился. Когда ударили по рукам, у Сэма осталось только то, что было на нем, да еще сломанный рог, найденный Джоном Сноу на Кулаке Первых Людей. Что делать, утешал он себя. В Браавосе оставаться нельзя, а за проезд больше заплатить нечем, разве что воровать пойти или милостыню просить. Он готов был отдать все до нитки, лишь бы благополучно довезти мейстера Эйемона до Староместа.

Но на пути к югу они вошли в полосу штормов, каждый из которых подрывал силы старика и надламывал его дух. В Пентосе Эйемон попросил вынести его на палубу, чтобы Сэм мог описать ему город, но после этого он уже не поднимался к постели, которую больному уступил капитан. Разум снова стал ему изменять. Когда «Пряный ветер» прошел мимо Кровавой башни в гавань Тироша, Эйемон больше не заговаривал о путешествии на восток. Все его речи относились к Староместу и архимейстерам Цитадели.

– Ты должен им рассказать, Сэм. Заставь их понять. Те, кто служил в Цитадели вместе со мной, уже пятьдесят лет как умерли, а нынешние не знают меня. Мои письма должны были показаться им бредом выжившего из ума старика. Твой долг – убедить их в том, в чем я не сумел. Расскажи им, что творится у нас на Стене… об упырях и белых ходоках, о наступающем холоде…

– Хорошо, – обещал Сэм. – Я добавлю свой голос к вашему, мейстер. Мы им все расскажем вдвоем, вы и я.

– Нет, Сэм. Придется тебе одному… пророчество… сон моего брата… леди Мелисандра неверно прочла знаки. Станнис… да, в нем тоже есть драконья кровь. И в братьях его была. Благодаря Рейелле, дочурке Эга, их бабушке по отцу. Она называла меня дядей-мейстером, когда была маленькая. Я помнил это и позволял себе надеться… мы все обманывали себя, потому что хотели верить. Мелисандра, думаю, больше всех. Меч не тот, она должна это знать… свет без огня… пустой блеск… меч не тот, а ложный свет лишь заведет нас еще глубже во тьму. Дейенерис – вот кто наша надежда. Скажи это им в Цитадели. Заставь себя выслушать. Пусть пошлют к ней своего мейстера. Дейенерис нуждается в совете, в наставлениях, в помощи, а я все эти годы ждал неизвестно чего. Час пробил и застал меня ни на что не годным. Я умираю, Сэм. – Из слепых белых глаз мейстера полились слезы. – Смерть не должна пугать такого старого человека, как я, и все же мне страшно. Глупо, не правда ли? Я и так живу во тьме, с чего же мне бояться ее? Но я не могу не думать о том, что будет, когда последнее тепло уйдет из моего тела. Буду ли я пировать вечно в золотых чертогах Отца, как говорят септоны? Увижусь ли снова с Эгом, встречу ли Дейерона, здорового и счастливого? Услышу ли песни, которые мои сестры пели своим малюткам? А может быть, правы степные лорды и я буду вечно скакать на огненном коне по ночному небу? Или вновь вернусь в эту долину скорби? Никто не может этого знать, никто не заглядывал за стену, которая зовется смертью. Одни упыри, а мы-то с тобой знаем, какие они.

Сэм мало что мог на это ответить, но по мере своих сил утешал старика, а Лили спела мейстеру какую-то смешную нелепицу, которой научилась от других жен Крастера. Песенка позабавила старика, а после и усыпила.