Читаем Пир теней полностью

Он надеялся, что сможет продержаться дольше, но после десятого все же упал. Тимс остановился. Ниджая сразу подхватили чужие руки и усадили обратно. Боль становилась невыносимой. В ушах звенели истошные крики детей, которым выжигали клеймо на коже. Со стороны лестницы все еще раздавались стоны Ковэра, а жадные глаза убийц и воров не отрывались от ниджая — толпа ждала, когда он отключится. Соно был уверен, что на него делали ставки, ведь это представление им нравилось куда больше, чем клеймение Зачистки.

Одиннадцать… тринадцать…

Соно сбился со счета. Он чувствовал запах собственной крови, брызги которой разлетались после каждого удара, и продолжал глушить в себе крик. Ему казалось, из-за этого что-то рвется в груди. Его тело обмякло, а голова поникла. Что сказал бы учитель? А если бы Ренрис оставил пять ударов, как бы тогда себя чувствовала Юри? Почему эта боль так знакома? Почему спина горит так же, как горела после клейма? Он не мог найти ответы.

В голове все смешалось. Соно испугался, потому что не сумел прогнать мысли и воспоминания: они поглотили его, полностью овладев им. Голова закружилась, а боль стала невыносимой. Пучок растрепался, волосы прилипли к потному лбу и разметались по кровавой спине. В глазах потемнело, силы медленно уходили. Тимс перехватил плетку поудобнее и ударил в последний раз.

— Пятнадцать.

И ниджай все же не смог сдержать крика.

Запыхавшийся палач откинул в сторону орудие наказания и уселся на землю.

— Крепкий же ты парень…

Все тело жгло. В глазах темнело, а дышать становилось сложнее. Остатки фразы растворились где-то в воздухе, и Соно погрузился во тьму, упав на каменные плиты, обагренные его кровью.

Знакомый резкий аромат вернул Соно в чувство. Едкая кислота обожгла нос и ударила неприятной волной в пульсирующие виски. Боль пронзила все тело. Ниджаю было сложно дышать, ведь с каждым вздохом его грудь вздымалась, а свежие раны, едва зажив, вновь начинали кровоточить. Жмурясь, он попытался открыть глаза, но и это далось ему с трудом.

— Ин Лик, он пришел в себя! Соно пришел в себя!

Юри… зачем она так кричит? И что тут делает этот поганый советник?

Нежные руки мельтешили перед глазами, поправляя ему волосы. Она наконец-то убрала эту едко пахнущую тряпку от его лица. Лишь липкий сон поманил его за собой, как упавшая на пол склянка вновь разбудила ниджая. Шаги. Какой-то шорох и неразборчивая речь. Он лежал на животе в своей кровати. Комнату освещал огонь в очаге, над которым висел закипающий чайник. К Соно подошел советник и, приподняв его голову, начал поить.

— Давай, дружочек, выпей это.

Обеспокоенный Ин Лик твердой рукой держал голову Соно. Горячий, знакомый на вкус напиток лился в рот, стекая вниз по подбородку. Обезвоженное тело ликовало, пока горячая жидкость разливалась по желудку. Горький вкус дубовой коры и перетертого шалфея. Это целебный отвар. Соно часто пил его, поэтому, расслабившись, доверился советнику. Но вдруг обжигающая боль волной прошлась по телу: мокрая холодная тряпка коснулась горячей спины. Ниджай зашипел и уткнулся в подушку. Силы покинули его еще там, у дворца, поэтому, не сдержавшись, он закричал.

— Соно, терпи, пожалуйста, терпи, — шептала Юриэль сквозь сжатые зубы, казалось успокаивая саму себя, а не его.

Ин Лик снова схватил ниджая за подбородок, поднося ко рту чашку, а сиаф прополоскала кровавую ткань в бочонке.

— Я вытру кровь и перебинтую спину. Мне нужно сделать мазь, только где рецепт?

Юри опять дотронулась до ран мокрой тряпкой, и Соно отключился, не сумев вынести нового приступа парализующей боли.

— Смотри, вон та девочка… — Сморщенный трясущийся палец Хикаро указал на толпу Зачистки. — Она особенная. Мы должны отвести ее в свою минку и помочь.

Шестнадцатилетний Соно нахмурился.

— Она такая же, как все. — Он и в детстве не отличался многословностью.

— Ты тоже такой, как все, но это не мешает тебе быть особенным, — улыбнулся ему в ответ учитель.

Они стояли вместе с другими советниками около входа во дворец. В этот раз похищенных детей было намного больше, чем тогда, семь лет назад, когда в клане оказался Соно. Количество бездомных, убийц и воров тоже увеличилось: за прошедшие семь лет клан значительно расширился. Ренрис Бад, которого Соно всегда боялся и сторонился, произносил свою речь так же грозно и четко, как всегда. Юный ниджай осмотрел лица детей, остановив свой взгляд на девочке с длинными темными волосами. Она была арасийкой, как Соно и Хикаро. Но в ее чертах имелось и что-то западное. Глаза не такие узкие и веки не такие нависшие, как у жителей Арасы. Маленький прямой нос и очень пухлые губы. Одной рукой она прикрывала свою наготу, а второй собирала волосы, оголяя спину. Она словно знала, что ее ждет. Боялась, но была готова и как будто хотела поскорее с этим покончить. Она встретилась взглядом с Соно и, улыбнувшись, облегченно выдохнула. Ниджая это удивило. Она что, глупая? Чему она радуется?

— Особенная… — повторил Хикаро, тоже наблюдавший за ней.

Соно надеялся, что старик одумается и после клеймения они уйдут вдвоем: он не хотел тащить с собой еще и девчонку.

Перейти на страницу:

Все книги серии Red Violet. Темные миры

Похожие книги

Уроки счастья
Уроки счастья

В тридцать семь от жизни не ждешь никаких сюрпризов, привыкаешь относиться ко всему с долей здорового цинизма и обзаводишься кучей холостяцких привычек. Работа в школе не предполагает широкого круга знакомств, а подружки все давно вышли замуж, и на первом месте у них муж и дети. Вот и я уже смирилась с тем, что на личной жизни можно поставить крест, ведь мужчинам интереснее молодые и стройные, а не умные и осторожные женщины. Но его величество случай плевать хотел на мои убеждения и все повернул по-своему, и внезапно в моей размеренной и устоявшейся жизни появились два программиста, имеющие свои взгляды на то, как надо ухаживать за женщиной. И что на первом месте у них будет совсем не работа и собственный эгоизм.

Кира Стрельникова , Некто Лукас

Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Любовно-фантастические романы / Романы
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза