Солнечным июньским утром мы отправляемся вниз по течению в поисках «подарков». До чего же диковинные штуки выносит иногда наша река! Мы медленно идем по берегу и внимательно разглядываем узкую прибрежную полоску. Здесь, среди обломков камышей, сбившегося в кучу мусора, коры, водорослей мы находим речные «подарки». У меня уже лежит в кармане огрызок синего карандаша. Костукас почти что наступил на него, даже не заметил. Крошечный огрызок еле выглядывал из комка травы. Карандаш приплыл, по-видимому, из города. Ладно, пригодится, когда в школу пойду. Костукаса тоже не обходит удача. У него уже есть граненый флакончик и коробка от сапожной ваксы.
— Сюда можно камешки складывать, — радуется мой друг.
Окрыленные удачей, мы уходим все дальше и дальше. Солнце греет, припекает даже. Вокруг зелено. Под водой стелются по течению зеленые косы водорослей. Берега поросли густой сочной травой, темной листвой оделись прибрежные деревья. Одна река светлеет, искрится, так и манит.
— Костукас, давай искупаемся!
Не успеваю я договорить, как он уже нагишом стоит рядом. До чего же наш Костукас тощий! Ключицы выдаются, даже кожа натянута, ребра пересчитать можно, а ноги — как сухие палочки.
— Быстрей! — торопит меня Костукас и с разбегу прыгает в чью-то лодку. Я скидываю одежду и тоже бегу туда, намереваясь нырнуть. Но тут Костукас наклоняется и, перегнувшись через борт лодки, начинает что-то разглядывать в реке. Я тоже смотрю туда.
В воде отражаются пуховые облачка, рассыпанные по синему небу. Тут же снуют, поблескивая чешуей, мелкие рыбешки.
— Рыбы в облаках, — шепчет Костукас.
Мы смотрим, боясь возмутить спокойствие реки. Потом я нечаянно подталкиваю ногой нашу лодку, и мелкие волны убегают далеко вперед. Облака в воде тоже идут морщинками, ломаются.
— Что ты наделал! — сердится Костукас.
Тут я кидаюсь в воду. Но Костукас догоняет меня и даже перегоняет.
— Айда на тот берег! — подбивает он меня.
— Не доплывешь, потонешь.
Костукас удаляется, и вот я вижу уже только его голову. Течение подхватывает его и сильно относит вниз. И все равно он выходит на другом берегу.
— Ау-у… у-у-у-у-у! — кричит он мне и машет руками, зовет.
Не дозвавшись меня, Костукас приплывает обратно.
— Вот смотри, что я нашел.
Я бегу к нему. Костукас держит, показывает мне новенькую красную ручку. Я так и замираю на месте. Вот это находка!
— Покажи! — я тянусь к ручке.
— На том берегу, у самого берега плавала. Говорил тебе, поплыли.
Как бы она мне пригодилась! Ведь моя, которая лежит в сундуке с книгами, совсем поломанная, вся в чернилах, безобразная. А эта — так и сияет. Но вот не я, а Костукас ее нашел. И все же я сжимаю ручку пальцами и начинаю водить ею по воздуху, словно пишу буквы.
— Очень даже хорошая, — говорю я.
Костукас не слушает меня. Он убегает туда, где чистый песок, ложится на спину и, прикрывая ладонью глаза от солнца, смотрит в небо.
— Можешь взять себе, — говорит он, когда я бросаюсь на песок рядом с ним.
— Что взять?
— Да ручку эту.
— А ты?
— А мне не понадобится. Видишь, Йонас, вон то облако? На собаку похоже. Вон морда, лапы.
— А чем же ты будешь писать? — не глядя на облако, спрашиваю я с удивлением.
— Я же тебе говорил, что в школу не пойду.
— А я пойду. Осенью пойду. Мне уже сапоги купили. Резиновые, но хорошие…
Костукас поворачивает голову в мою сторону, но все еще смотрит на облако.
— Как ты думаешь, кто это так высоко сено косил — вон полосы какие…
— Костукас, а что тебе дать?
— Ничего.
Внезапно Костукас вскакивает и бежит одеваться.
— Давай домой. Влетит мне от отца — долго шатаюсь. Говорит, ночью на рыбу пойдем, — Костукас торопливо одевается.
«Чем же я его отдарю?» — ломаю я себе голову. И вдруг, надевая штаны, нахожу:
— Костукас, хочешь, возьми мой ремешок?
— Чего зря болтаешь, Йонас, — спокойно отвечает он, но глазами так и пожирает ремешок.
— Да бери ты, у меня еще есть.
Костукас хватает подарок и бегом пускается домой. Я и не пытаюсь его догнать, потому что и так знаю: Костукас остановится и подождет меня. Такой уж у него характер, у этого Костукаса. Всегда что-нибудь выкинет.
Ночью мы тайком выходим на ловлю. Свою лодку отталкивает от берега и Пранайтис. Делаем один заброс и сходимся все в кустах. Юшка, Пранайтис и отец переговариваются шепотом, а мы с Костукасом даже рот раскрыть боимся и только слушаем. Старшие рады, что скоро можно будет без страха рыбачить. Счастье, что все благополучно обошлось. В низовье у некоторых рыбаков полиция отняла сети. А вдруг и лодки отобрали?
Пранайтис зажигает цигарку.
— Бросай, Казис, заметят! — строго говорит ему отец.
В другом случае Пранайтис непременно огрызнулся бы да и наплевал на отцовские слова, но сегодня послушался. Он кидает самокрутку в реку и приподнимается, осторожно приготавливаясь ко второму забросу.
— Стой! Весла в лодку!
Из кустов, сверкая пуговицами, выскакивают двое высоких вооруженных полицейских. Ни мы, ни Пранайтис не успеваем спохватиться, как они уже держат обе лодки. Пранайтис изо всех сил отталкивается от берега, но полицейский крепко держит край невода и тянет на себя.