— Не отдам! — выкрикивает не своим голосом Пранайтис и кидается на полицейского. Здоровенный представитель власти одним ударом отбрасывает рыбака.
— Против закона идешь!
— Дай работу, не трону я твой закон, — огрызается Пранайтис.
— Тюрьму тебе, а не работу!
Пока Пранайтис препирается со своим противником, второй полицейский тянет из нашей лодки сеть.
— Что вы делаете? По миру нас пустить хотите? — стонет отец.
— Не отнимайте, простите! — наваливаясь на сеть, умоляет Юшка.
Но полицейские и не думают сжалиться над нами. Они грозят оружием, тюрьмой и тащат сети куда-то в кусты, где спрятана их лодка.
— Пусть убивают, гады, а сеть не отдам, — скрипит зубами Пранайтис и, схватив весло, кидается вдогонку за полицейскими.
— Пропадешь, Казис. О детях подумай, — останавливает дрожащего Пранайтиса отец.
Опустив голову, не произнося ни слова, все садятся в лодки. Уж лучше бы мы поголодали последнюю недельку, а теперь — хоть живьем в землю лезь.
XIX
С тех пор как мы лишились сети, в нашей семье пошли раздоры. Отец за несколько дней осунулся, стал злым, раздражительным. Заговоришь с ним — не отвечает или вдруг заносит руку. Мать вздыхает и каждый день плачет. Юшка встает рано утром и уходит неизвестно куда, никому не говоря ни слова. Я тоже стараюсь не мозолить отцу глаза и целыми днями слоняюсь по задворкам, как бродячий пес.
Пострашнее дела творятся у Пранайтиса. Пранайтис сидит в избе и ко всем цепляется. Что ни день к нам с воплем влетает избитая Пранайтене.
— Не выдержу я больше, нет, не выдержу… Меня колотит, ребятишек мучает… и как только господь мне смерти не пошлет… — жалуется она матери.
Съежившись на лавке, нахохлившись, точно куры на насесте, обе женщины плачут, стонут. Отец терпеть не может их нытья и еще больше злится. А тут, как назло, через день-два открывается сезон ловли.
Однажды мать и Пранайтене, наплакавшись вдоволь, о чем-то сговариваются между собой и уходят в местечко. Однако возвращаются они еще более подавленные.
— В ноги падали, молили… Камень — и тот сжалился бы, а эти… Жрать они, что ли, будут наши сети? — кусая губы, тихо говорит мать.
— Дурища ты, дурища… Полицейские давным-давно пропили твои сети. Выдумали — выпрашивать то, чего нет! — кипятился отец.
— Что же будет, Юозас? Ты только бранишься, а как жить станем — об этом и разговора нет.
В ответ отец хлопает дверью. Я — за ним. Иду следом до самой реки и сажусь с ним рядом, у воды. Отец будто и не замечает меня. Глядит на воду, а из груди у него, словно из дырявых мехов, вырывается свист. Тяжело ему, сразу видно.
Сбоку к нам подходит Пранайтис. Подсаживается, даже «здравствуй» не говорит. Отец не глядит на него.
— Без рук остались, Казис, — произносит он после длительного молчания.
— То-то…
Снова молчат. Только река ведет свой бесконечный спор с каменистым дном, ворчит без умолку.
— Посоветоваться решил с тобой, — бубнит Пранайтис.
— Ну, что?
— Давай волокуши соединим и на двоих рыбачить станем у берега.
Отец слегка вздрагивает и резко поворачивается к Пранайтису.
— А хватит ли сети?
— Коротковато, да чего уж теперь…
— В середину мою поставим — она у меня жестковата, рыба покрупнее не выдерется. Крылья твои, Казис. Зато с моей лодки трое.
— Согласен.
— Тогда неси сеть, посмотрим, как получается, — и отец встает.
Пранайтис кивает и удаляется в сторону дома.
— А кому рыбу отдадим — Нохке или бабы пусть носят? — останавливается он.
— По мне, лучше Нохке.
— Нет, пускай бабы продают, — не соглашается Пранайтис.
Пранайтис упрямо настаивает на своем. Мол, если бабы понесут рыбу, больше выручить можно. Отец не уступает. Ему кажется, что куда удобнее сбыть рыбу Нохке. Возьмет всю сразу и деньги на месте выложит. Не только заботы не будет, но и никаких недоразумений при дележе.
— Знаю я его: заранее не договоришься, худо будет, — говорит мне отец, когда они, наконец, договариваются и расходятся. — Почему бы, скажем, не отдать рыбу Нохке? Платит он хорошо. Э-эх, была бы только рыба…
Мать не очень-то одобряет эту совместную ловлю. Боится, как бы отец с Пранайтисом не сцепились. Повздорят, заспорят, чего доброго, до драки дойдет. Зато Юшка, узнав, что и его берут в долю, чувствует себя на седьмом небе. Он успокаивает мать, утверждая, что не такой уж злодей этот Пранайтис. Известное дело, задевать его не надо, а так он мужик сговорчивый. Да и прибыль ловля сулит хорошую. К осени столько заработаем, что новую сеть купить можно будет. Целый невод.
Вскоре с сетью-волокушей на плечах является Пранайтис, а с ним и Костукас. Рыбаки устраиваются посреди избы и, стоя на коленях, расправляют сети. Нас с Костукасом посылают на речку грузила искать. А на берегу камней, пригодных для грузил — хоть телегами вывози. Я загребаю обеими руками и швыряю их в корзину. А Костукас — тот что-то высматривает у воды.
— Костукас, ты что — камней не видишь? — удивляюсь я.
— Я не такие ищу.
— Да нам же велели.
— Вот и собирай, раз ты такой послушный, — сердито огрызается Костукас.
— И чего ты злишься? Ведь теперь нам в одной лодке рыбачить.
— Подавись ты своей рыбалкой.