Пир в Одессе после холеры. Кавалеры меняют дам

«Хороший вечер в ЦДЛ. Хорошо выступал сам, изумительно — Ульянов, достойно председательствовал Рекемчук, великолепно были приняты отрывки из кинофильмов, один рассказ смешно и трогательно прочитала Ауэрбах. Хуже приняли куски из пьес, о чем я так заботился, и даже великий Сличенко никого не взволновал…»

Беглое упоминание об отрывках из кинофильмов и подсказало мне первоначальное намерение написать кое-что о встречах с Юрием Нагибиным.

Потому что наши творческие, наши деловые контакты начались именно в кино.

Но, в таком случае, я должен объяснить, как сам туда попал.

Моя повесть «Время летних отпусков» имела неожиданный успех. Публикация в журнале «Знамя», отдельное издание в «Советском писателе» (то самое, которое напутствовали Вера Кетлинская и Вера Панова), полумиллионный тираж «Роман-газеты». Появились десятки рецензий. Повесть переводили на иностранные языки. «Мосфильм» предложил договор на ее экранизацию.

Теперь мои поездки в Москву участились.

В очередной приезд меня пригласил к себе главный редактор журнала «Знамя» Вадим Михайлович Кожевников.

Лицо его было задумчивым и таинственным, но он не стал темнить:

— Старик, кажется, у вас есть будущее! Со Старой площади запросили журнал с вашей повестью, для Ялты… Понимаете? Для Никиты Сергеевича, он там в отпуске. Дело в том, что Аджубей прожужжал уши своему тестю. И он решил прочесть… Да, еще: мы выдвигаем вашу повестушку на соискание Ленинской премии!

Всё это, конечно, ошарашило меня — начинающего писателя из северной глубинки.

Однако Хрущев так и не удосужился прочесть повесть: он ведь и сам признавался, что процесс чтения для него — пытка, что без укола булавкой он засыпает над страницей.

Но, по-видимому, само название засело в его памяти.

Ровно через год Хрущев опять был в отпуске, на сей раз в Гаграх. И там его посетил президент Ганы Кваме Нкрума. Как водится, переговоры чередовались с отдыхом. Хрущев решил показать гостю какой-нибудь новый советский фильм, и из списка картин, которые ему предложили, уверенно выбрал «Время летних отпусков». Конечно, кроме запомнившегося названия, предпочтение было отдано угадываемой натуре: море, пальмы, пышные красавицы на пляже… Чем не подарок чернокожему президенту!

А на экране показали таежный нефтепромысел, людей в замасленных робах, измученных производственными и личными невзгодами.

Взбешенный Никита покинул зрительный зал вместе с гостем.

Мало того: он тотчас позвонил в Москву министру культуры Фурцевой, которая заодно командовала кинематографом, и учинил ей жуткий разнос.

В свою очередь, Екатерина Алексеевна позвонила на «Мосфильм» и справилась: есть ли в производстве еще что-нибудь Рекемчука? Ей радостно подтвердили: есть, запущен в производство кинофильм «Молодо-зелено», по новой повести, только что опубликованной в журнале «Знамя»… «Закрыть!» — приказала Фурцева.

И картину, в которой снимались Олег Табаков, Юрий Никулин, Евгений Евстигнеев, Людмила Крылова, прикрыли в одночасье.

Столь же дружно, как хвалили повесть «Время летних отпусков», газеты обрушились на одноименный фильм режиссера Константина Воинова.

Ленинская премия накрылась медным тазом.

А тут еще подоспел высочайший разнос выставки молодых художников в Манеже («Пидарасы!» — орал на них Хрущев), и в издательстве «Художественная литература» с книги моих повестей поспешили содрать и отправить под нож великолепный супер работы Бориса Жутовского — лишь потому, что в Манеже молодой художник дерзко оспаривал наскоки разбушевавшегося мужлана. Весь тираж вышел голым.

Вот теперь я впервые познал и оборотную сторону успеха: пресловутую Кузькину мать.

Но уже подспудно работали тенденции и силы, которые корректировали либо сводили на нет последствия хрущевских сумасбродств.

Съемки фильма «Молодо-зелено» были возобновлены. Бдительная Фурцева смотрела готовую ленту в своем кабинете на Ильинке, оборудованном широким экраном, в полном одиночестве. Киномеханики рассказывали, что она временами смеялась, хлопала в ладоши, а потом, когда подоспели холуи, изрекла в адрес автора сценария и режиссера: «Оба реабилитированы!»

Пружина закулисной интриги, конечно же, работала на цели, весьма далекие от моих творческих и житейских забот.

Но природа взаимосвязей стала очевидной, когда в июле 1964 года я вдруг был назначен главным редактором «Мосфильма».

Когда я впервые вошел в сановный кабинет, на письменном столе лежала записка именитого предшественника: «Саша, сценарный портфель пуст. Желаю успеха. Лев Шейнин».

А первым фильмом, который меня позвали смотреть, был «Председатель».

Переполох на Воробьевке

Эта лента держала в напряжении всю киностудию.