Пир во время чумы: повести

Когда брат вышел, Николай тихо сказал:

— Я, мать, в долгах ни у кого не хожу. Деньги, что ты мне посылала, я помню, это вернуть обязан. — Он вынул из карманов две плотные пачки долларов. — Спрячь, не надо им знать, они люди слабые. Адреса дать не могу, так как такового не имею. Буду позванивать, не брошу.

Пили чай с конфетами из дорогой коробки, которую принес Николай.

— Ну, Сема, расскажи братану, что ты в этой жизни придумал, — снисходительно спросил Николай. — Как семью кормить? Ведь родители сигаретами торговать не умеют.

— Я помощник депутата, закончил МГИМО, — ответил Семен. — Хвастать нечем, но не ворую.

— Не умеешь, — уточнил Николай. — Или боишься?

— Боюсь. — Семен посмотрел брату в глаза. — А там страшно?

— Неуютно. — Николай хохотнул. — А тебе так и опасно, опетушат. Ты, смотрю, хорошенький получился, так что сторонись опасных-то дел. Да вашего брата прокуроры и не трогают. Депутатом скоро станешь?

— Если ты, Николай, не объявишься, полагаю, в следующем году пройду в Думу. Объявишься — мне конец, с таким горбом мне не пролезть, — смело ответил Семен.

— Голос у тебя подходящий, вижу, ума набрался. Так я тебе никто. Однофамилец. Надеюсь, в анкетах ты меня не указываешь? — Николай взглянул вопросительно.

— Не указываю, — кивнул Семен.

— Правильно! — Николай поднялся, махнул рукой на закрытую дверь. — Передай отцу, он молоток, я гордых людей уважаю. — Поцеловал мать в лоб, кивнул брату, забрал свой роскошный плащ и ушел.

Второй раз Николай Тишин сел как соучастник грабежа, но случилась амнистия, и он через полтора года вышел с твердым убеждением, что свои тюремные университеты закончил. Больше всего его угнетало, что там приходилось общаться с низкосортным ворьем, людьми малограмотными и недоразвитыми. Года через два его неприкаянная жизнь на воле неожиданно закончилась, и ему повезло. В одном городе поздним вечером компания малолеток налетела у рынка на пьяного мужчину, сбила его с ног, начала добивать. Обычно Николай ходил без оружия, но в тот раз имел при себе «ТТ» и пальнул в воздух, крикнув:

— Милиция! Стоять!

Тут сверкнули фары, Николай бросил пистолет в кустарник и поднял руки. «Канарейка» остановилась, менты схватили Николая за руки, но избитый мужчина внезапно сел и буквально зарычал:

— Оставьте малого, легавые! Он меня спас, а вы ему руки ломаете. Я Сапсан, по косточкам разберу.

Менты на окрик реагировали вяло, выдали Николаю по шее, хотели усадить в машину, но с переднего сиденья спустился человек в штатском, бросил:

— Прекратите! — Он помог мужчине подняться, заботливо отряхивая, спросил: — Как же это вы, Мефодий Сильверстович? Давайте довезем до дома.

— Сопливый еще Мефодия подвозить. Доберусь. Человек вот мне поможет. Гуляйте.

«Канарейка» умчалась. Мужчина смотрел на Николая в упор, спросил:

— Какой масти?

— Прохожий, — ответил Николай.

— Хороший ответ. Подними пушку и пойдем, здесь рядом.

Николай послушно поднял пистолет и пошел с незнакомцем. Его дом был сложен из массивных бревен, имел тяжелую дверь, которую открыла на звонок рослая женщина в монашеском облачении. Она молча перекрестила вошедших, провела в просторную спальную комнату с низким широким ложем. Ловко помогла Николаю раздеть раненого, спокойно осмотрела мосластое крепкое тело в многочисленных татуировках. Рассматривая ушибы и ссадины, женщина хмыкала, но вдруг насторожилась, повернула мужика на бок, отогнула ему ухо, осторожно ощупала здоровенный налившийся желвак. Поджала губы и сказала:

— Вовремя ты, парень, его поднял, так и преставиться можно было. Ты прикрой его, посиди, я быстро. — И ушла в другую комнату.

Николай с уважением смотрел на хозяина. Росту он был приличного, под метр восемьдесят, ширококостный, в возрасте, но вены на ногах не вились, руки имел мосластые, сильные, а лицом походил одновременно и на мужика, и на священника.

Монашка притащила кастрюльку с желтой жидкостью, вату, йод, таблетки, сказала:

— Тело оботри, кровьё йодом смажь, голову положи выше. Он в сознании, придуривается.

— Ты, Катерина, место знай, — сказал мужчина красивым баритоном. — Я не придуриваюсь — отдыхаю. Позови Лешего, скажи, упал по пьяни. Иди.

Когда женщина ушла, он посмотрел на Николая большими ореховыми глазами.

— Уйдешь или ночевать останешься?

Николай долго молчал. Для гостиницы у него не было паспорта, имелась лишь справка об освобождении. В Котунь он прикатил к корешу по зоне, который освободился с месяц назад. Но кореш уже сидел в ментовке. Основательно сидел или так, по мелочи, было пока неясно. А хозяин этот — человек серьезный, хотя и из воров, вон как менты от него брызнули. Но для серьезного вора он, Николай, сявка, а «шестеркой» никогда не был. Николай думал. Нарушил молчание хозяин:

— Тебя просили обтереть меня. Будь ласков, поспособствуй.

Слова «просили», «будь ласков» встряхнули Николая, он скинул с мужика простыню, начал обрабатывать синяки и ссадины. Работу свою он выполнил быстро, споро, положил под голову хозяина лишнюю подушку.