Пир во время чумы: повести

Николай стал щедрее подавать нищим, но меньше их в городе не становилось, скорее прибавлялось. Люди кланялись, униженно благодарили, но, когда, отойдя на несколько шагов, он резко поворачивался, то читал на лицах побирушек почти открытую ненависть. Однажды не вытерпел, вернулся к нищему старику и сел рядом на пустой ящик.

— Ты что, отец, полагаешь, что в твоей хреновой жизни я виноват?

Серые, со вздувшимися жилами руки старика задрожали, он рукавом вытер глаза, глянул затравленно:

— Стреляй, чего уж. Мне все равно немного осталось, — и криво улыбнулся.

— А где ж твой мэр? Ты, старый, пенсию сколько месяцев не получал? Если меня убьют, тебе слаще будет?

— Одна команда, прости меня господи. Ты дал мне деньги, а к вечеру участковый половину заберет. Человеку жизни нет и никогда не было. Я при старой власти «червонец» ни за что оттянул. Сегодня в тюрьму не гонят, так я от голода здесь, в луже, помру.

— Хреново, — согласился Николай. — Хоть те, хоть эти — один черт.

— Я на точильном станке могу, так твои хлопцы такой налог мне задвинули, что осталось сидеть и побираться, выгоднее получается.

На них уже обращали внимание, черный джип остановился неподалеку, одетые в кожу «быки» тупо смотрели, но не смели подойти.

— Ты уйдешь — меня зарежут, — равнодушно произнес старик.

— Не тронут, не бойся, но всем я помочь не могу, — задумчиво сказал Николай. — Блядская жизнь. — Он махнул рукой водителю джипа, крикнул: — Подойди!

Парень в коже с трудом выгрузился из огромной машины, шлепая по осенней жиже массивными ботинками.

— Слушаю тебя, Акула.

— Кто улицу держит? — осведомился Николай.

— Косой.

— Давай его сюда.

— Момент! — Бандит снова тяжело зашлепал по грязи.

— Тебя как зовут, отец? — спросил Николай. — Трофим Иванович, — ответил старик. — Не надо, Акула, мне хуже будет.

— Ты, Трофим Иванович, меня пацаном из лука стрелять учил, плавать в пруду обучал. Понял? Меня Николай зовут.

Подбежал выпивший малый лет двадцати, утерся рукавом, сказал:

— Звали, Николай Николаевич?

— Звал. Понимаешь, какое дело, парень, — начал Николай. — Вот Трофим Иванович меня малолеткой жизни учил, сейчас его жизнь с дороги выбила. Он хочет станок точильный поставить.

— Понял…

— Не перебивай. — Николай сдвинул брови, дал нищему пачку денег. — Я желаю, чтобы он работал на себя. А если тебе такой расход невмоготу, зайди ко мне, я оплачу. Доехало?

— Доехало. — Парень снова вытер вспотевшую физиономию.

— И еще. — Николай улыбаться перестал. — Если с моим крестником что случится, ты ответишь.

Авторитет поднялся, отряхнул полы длинного зеленого кашемирового пальто и ушел.

Робин Гуд гребаный, ругал себя он, торопливо шагая через лужи, и тут почувствовал, что за ним следят. Он резко свернул за палатку и сквозь стеклянные стенки увидел мужчину лет под сорок, в кожаном пальто — эфэсбэшник. Акула обогнул две палатки, зашел к потерявшему его наблюдателю со спины и носком ботинка ударил под колено.

Джип еще не уехал, стоял неподалеку, но Николаю помощи не требовалось, парни это понимали и с интересом наблюдали за происходящим.

Чекист упал на колени, Акула схватил его за воротник, резким рывком поставил на ноги, спросил очень вежливо:

— У господина ко мне дела имеются? — Сунул руку ему за пазуху, достал «макаров» и положил в карман. — Чего так херово работаете, капитан?

— Майор, — кашляя, ответил тот и покраснел. — У меня к вам действительно разговор.

— Брюки оботри, парень. — Николай огляделся, увидел чебуречную, пошел вперед, занял стол, усадил рядом майора.

В чебуречной стало тихо, кто-то, давясь, доедал свои чебуреки, кто-то заворачивал еду в газету. Подбежал хозяин, поклонился.

— Чего желаете? Чебуреки не рекомендую, попробуйте заливное из осетрины с хреном, бутылку отдам свою. — Хозяин был бледен, вытирал несвежим фартуком потное лицо.

— Чего такой трус, я людей не ем. — Николай брезгливо провел пальцем по жирному столу.

Подлетела девчонка, накинула скатерть, проворно расставила приборы. В стекляшке уже никого не было, на двери болталась табличка «Перерыв».

Николай оглядел скромное заведение, нечистый пол, поднял глаза на эфэсбэшника, сказал:

— Ну? Выкладывай.

— Вы мне разрешите в туалет отойти?

— Отойди!

Эфэсбэшник взглянул недоверчиво, поднялся, повернул за угол. Но далеко не ушел и явился под конвоем, с вывороченными за спину руками.

— Бежать собрался, сука! — сказал Николаю начальник охраны.

— Спасибо, парень. Хорошо службу несешь. Но ему действительно в сортир требуется. Пропусти.

— Как скажешь. — Громила в коже неохотно отпустил майора. — Но там выход во двор имеется.

— Ништяк. — Николай не любил блатных слов, но и без них обходиться было невозможно. — Он вернется, а у меня к нему базар есть.

Через некоторое время тот вернулся. Николай положил на стол его табельный «макаров», зацепил вилкой кусок заливной рыбы, проглотил, выпил рюмку водки.

— Мне говорили, что вы тут человек значительный. — Эфэсбэшник спрятал пистолет. — Из Москвы прибыл большой начальник, ищет с вами встречи.