Пир во время чумы: повести

— Николай, спасибо, отправляйся домой. — Гуров сел. — Сестренка, извините, что отнимаем у вас время.

— Я должна посмотреть вашу ногу. — Девушка работала в приемном отделении шестой год и давно ничему не удивлялась.

Брюки не сняли, лишь спустили до колен. Сестра осмотрела рану, неожиданно спросила:

— Вы сами себя ранили? Ножевой удар.

— Сам, — признался сыщик.

— Рука твердая, голова пустая. Сантиметр в сторону — и вы порезали бы артерию. — Сестра обработала рану, начала бинтовать сноровисто, быстро. — А с головой что?

— Только испачкал, — ответил сыщик. — Вы, пожалуйста, протрите и перебинтуйте, будто у меня серьезная рана.

— Теперь клоун до конца жизни будет мне контрамарки давать, — сказала сестра. — Штаны можете надеть. Мест у нас нет, тем более для симулянтов, могу положить в коридоре.

— На пару часов найдете и палату. Сейчас вам привезут действительно тяжелого. Стас, быстро, я тебя жду.

Сестра, невольно подчиняясь властному голосу раненого, забинтовала ему голову так, что даже закрыла один глаз. Санитар привез каталку, раненого переложили, повезли по коридору.

— Витя, иди, сейчас привезут тяжелого. Этого я доставлю сама, положу в седьмую. Скажи Анюте, пусть предупредит главного и готовят операционную.

Санитар быстро ушел, Гуров пожал девушке руку и сказал:

— Поверьте, сестра, мы не развлекаемся. Раненого, которого сейчас оставят, зарегистрируйте как Гурова Льва Ивановича. Когда ногу ему прооперируют и его отвезут в палату, замотайте ему голову, как мне. Сейчас сюда явятся, будьте с посетителями строги, но от меня не отходите.

— Вы генерал? — спросила сестра, закатывая сыщика в пустую палату.

— Только полковник, — ответил Гуров. — А почему вы решили?

— Голос у вас генеральский. В прошлом году у нас генерал лежал с двумя царапинами, кричал — лампочки качались.

— Я ведь не кричу, — обиделся сыщик.

— Хуже, у вас голос отвратительный, словно ножом по сковородке. — Сестра заботливо поправила ему подушку.

Дверь в палату приоткрылась, вошел мужчина в халате, один из тех, что стояли на базаре, а позже ехали в «Москвиче».

— Как он? — спросил вошедший.

— Нога нормально, а голова — пока не могу сказать, нужен рентген. А вы кто больному будете? Выйдите из палаты. — Говорила сестра вежливо, но безапелляционно.

Мужчина попятился и столкнулся с вошедшим в палату Мефодием, который властным движением отстранил эфэсбэшника, рыкнул:

— Убирайся! — Потом повернулся к сестре, изобразил улыбку. — Как мой друг?

— Главный еще не смотрел, и нужен рентген. — Сестра съежилась под тяжелым взглядом старика.

— Дочка, ты оставь нас минут на пяток, пошептаться требуется.

— Сестра, это мой дядя, выйдите, пожалуйста, — слабым голосом произнес Гуров.

Когда сестра вышла, Мефодий опустился на стул, спросил:

— Кто тебя? Братва была со мной, слово вора.

— Я верю. Это Москва, они бы меня все равно достали, — ответил сыщик.

— Вы же при мне звонили, договорились. Они что, беспредельщики? — возмутился Мефодий.

— Ни хрена, полежу, завтра буду в аэропорту. С капитаном грузового борта согласовал? — спросил Гуров.

— Порядок, как и было договорено. Парни уже в подвале, в браслетах. Стволы упаковал как надо. Кто теперь все заберет?

— Я подымусь, ты меня не знаешь. Но я буду слабый, потому вместо твоего парня полетит мой помощник, — ответил сыщик.

Мефодий долго молчал, что Гурову крайне не понравилось. Ясно, вор обдумывает ситуацию, что-то в своих планах меняет. Когда Гуров был маленький, он мечтал: вот бы иметь способности слышать, что другой человек думает. С годами он понял: это, казалось бы, великое преимущество в жизни превратится в проклятие, весь мир для человека перевернется. Он невольно узнает о себе такое, что жить не захочется. А так он не знает, и бог его хранит.

Сейчас сыщик пытался разгадать мысли Мефодия, возможно, от этого зависело многое — и его собственная жизнь, и жизнь Стаса, и успех всего дела.

— Машину с парнями я вам дам, в самолет вас погрузят, а в Москве замочат, — сказал Мефодий.

Вор явно пытался скрыть свои мысли. Его абсолютно не волновала судьба двух ментов. Спецслужба получит все, что желает: убийц, стволы и письмо. Оставит Котунь, Мефодия и его гнездо в покое. Вор торопился, потому врал неумело, понял сыщик. Что же он, старый черт, задумал? Уйдет, посчитаем. Вслух сказал:

— Ты, мил человек, письмишко-то отдай. Оно тебе абсолютно ни к чему.

— Верно, — согласился Мефодий и достал из кармана конверт.

Гуров одним глазом просмотрел записку высокого чиновника, подумал, что почерк, конечно, доказательство, только неизвестно чего. Для прокуратуры и суда — просто бумажка, но промолчал, убрал конверт под подушку, не удержался и все-таки буркнул:

— Что со мной сделают в Москве, тебя сильно волнует. Узнаешь, что схоронили, выпьешь лишний стакан самогона.

— И не один, — уточнил Мефодий и встал. — Так завтра я пришлю за вами.

— Нет. Стволы и убийц заберет у тебя сегодня мой помощник, остальное тебя не касается, — ответил сыщик.

— Как желаешь. — Мефодий молча вышел.