Пир во время чумы: повести

Оттолкнувшись от стола ногами, падая на спину, Николай выстрелил. Сергей вздрогнул, приподнялся на носки, сделал несколько шагов, остановился, широко расставил ноги и обхватил себя правой рукой за плечо.

— Так и убить можно, — сказал он тихо. — Дай стул.

Николай выстрелил вторично. Потом еще и еще.

Сергей рассмеялся.

— Шурик Масляков вчера в твоем пистолете заменил обойму, — сказал он. — Патроны холостые.

Что с ним происходит?

Николай выстрелил еще раз. Как долго вчера Масляков возился с «вальтером», а он, Николай, разговаривал в это время с Петровским. Зачем эта вся суета? Куда теперь? За убийство тем более не пощадят… Он сразу ослабел и еле нашел в себе силы кинуть пистолет в кусты.

Несколько секунд было так тихо, что Николай слышал только свое дыхание, потом хлопнула дверь шашлычной и донеслись приглушенные женские голоса.

— Спокойно, девочки, спокойно. — Николай узнал голос Маслякова. — Все живы-здоровы. Можете не волноваться, — успокаивал он всполошившихся официанток, — фронтовики — они без стрельбы не могут. — Шурик не спешил подходить, сказал что-то еще, девушки засмеялись и загремели посудой.

В шашлычной появился Петровский, он вразвалочку подошел к Сергею, отпихнул ногой стул Сбруева, взял другой и сел.

— Ты так мне и не рассказал, где обосновался, Сережа, — сказал он, словно продолжал на секунду прерванный разговор.

— Я в Луганске сейчас…

— Хлопцы, выпьем, что ли, — перебил Сергея подошедший Шурик. — Погодка сегодня… — Он сел с размаху на стул и стал откупоривать бутылку.

— Тоже дело. — Петровский смахнул со стола всю посуду и вытер его рукавом.

Сбруев сидел на земле у ног Петровского и равнодушно разглядывал облепленные листьями ботинки Маслякова. Наконец мысли сгруппировались в замысловатую фигуру, и Николай понял, что надо было понять давно. Мысль стала простой и очевидной. Ловушка. Его заманили в ловушку. Полозенко мертв. Мертв двадцать четыре года, давно истлел, стал землей или ромашкой, а Сергей показал ему сфотографированный рисованный портрет. Николай встал, машинально отряхнул брюки и, с трудом пережевывая тугие, резиновые слова, сказал:

— Я же мог не успеть разглядеть фотокарточку. Я мог и не узнать его. — Он подошел к Сергею, но Шурик поднялся и встал между ними. — Я защищался! — крикнул Сбруев. — Я стрелял в порядке самообороны! Он угрожал!

Трое молча смотрели на него.

— Уходи, — прошептал Масляков, губы его кривились и дрожали, — уходи, Сбруев. Пока… жив.

— И пойду, — ответил Николай. — Я пойду, и все, — повторил он и стал шарить в траве в поисках пистолета.

— Может, ты утром зайдешь в прокуратуру? — спросил Петровский. — Если у тебя есть еще…

— Конечно, конечно, — перебил Николай, нашел пистолет и разогнулся. — В прокуратуру, конечно, в прокуратуру. — Он шагнул в кусты, и они мокро зашелестели.

Петровский посмотрел ему вслед и, хотя понимал, что оправдание неубедительно, да и не нужно, сказал:

— Сережа… мы считали… ты один не был расстрелян. Мы не могли понять, а ты не объяснил.

— Гестаповец, который допрашивал, понял Сергея Косых, — Сергей говорил о себе в третьем лице. — Он понял, что Косых легче умереть, чем остаться жить. Губер не любил делать людям приятное.

— Как ты узнал, что Николай… — Шурик запнулся.

Сергей сказал:

— Вы помните Анку? В ту ночь она кричала: «Сбруев не уйдет от тебя, Сережа! Ты слышишь? Я верю, он не уйдет от тебя!»

― ЮРКОЛЛЕГИЯ РАЗЫСКИВАЕТ ―

Глава 1 РАССТАНОВКА СИЛ

Безликий серый трехэтажный школьного типа дом затерялся бы среди тысячи подобных, но черная доска с белыми буквами «Московский городской суд» делает его в Москве единственным.

Широкий коридор, людей много, одни молча расхаживают по навощенному паркету, другие стоят группами, и шелест их голосов робко растекается по коридору. Все изредка поглядывают на обитые черным дерматином двери с табличками: «Зал судебных заседаний». Подталкиваемые взглядами и желанием присутствующих, двери открываются, люди тихо входят в прохладный зал и только успевают усесться на деревянном негостеприимном диване, как их поднимает сухая традиционная фраза:

— Встать! Суд идет!