— «Правда» это «Правда», — так заявил Румер, когда я поделился с ним приятной новостью. — Обязательно поезжай. Это, несомненно, поможет нам. Доделывай второй вариант и поезжай, не медли.
Да, как Верховный суд — высшая судебная инстанция страны, обитель высшей общественной справедливости, — точно так же и «Правда», главная наша газета, — некий эталон публицистики. Так уж повелось, да это и естественно, что опубликованное в «Правде» — окончательно и обжалованию не подлежит. А если и подлежит, то опять же в «Правде».
Известен факт, что однажды в сталинские времена корреспондент неправильно написал фамилию передовика, героя своего очерка. Материал был опубликован, после чего фамилию передовика исправили в паспорте.
Конечно, сейчас ситуация изменилась, но авторитет наицентральнейшей газеты весьма велик, не говоря уже и о том, что выходит она многомиллионным тиражом.
Нетрудно, наверное, представить, с каким чувством шел я на встречу с Виталием Андреевичем. Разумеется, не строил иллюзий насчет того, что мне будет позволено сказать в своем очерке (если таковой вообще состоится) нечто большее, чем уже сказано «сверху». Но не это было главное теперь. Пусть не обидятся сотрудники уважаемой газеты: я думал о «Высшей мере». Румер-то прав… Написать же очерк можно и о чем-нибудь вполне положительном. Разве мало у нас в стране хороших людей, истинных тружеников? Вот и можно сделать, к примеру, портретный очерк.
Именно это и предложил мне Виталий Андреевич, который, кстати, с первого же взгляда произвел на меня самое хорошее впечатление. Доброжелательность — презумпция доверия! — была в нем, внимательность, умение выслушать собеседника и понять. Честно скажу: я ждал совсем другого — напыщенности, менторства, безапелляционного тона.
Вот и еще один хороший человек — в какой-то мере тоже герой нашего времени — выходит на страницы повести моей. Хороший не по той сомнительной теории, что каждый, мол, человек изначально хорош, но вот обстоятельства… Хороший — это значит и добрый, и не бездеятельный одновременно. Активно добрый! И — несмотря на обстоятельства. А то и вопреки им.
Позже я узнал, что в прошлом Виталий Андреевич был школьным учителем, причем в сельской школе. Великая профессия… И, думается, школьным учителем он как бы навсегда и остался. В сельхозотделе «Правды» он работал по связи с писателями (весьма непростая функция — скорректировать писательскую фантазию с политикой!), и именно навыки учителя, внимательного, добросовестного, пригодились, очевидно, ему наилучшим образом. С одной стороны — требования политики (как бы параграфы школьной программы), с другой — живые души писателей-«учеников»…
Думаю, герой не тот, кто в момент, когда терять нечего, в пылу борьбы несется сломя голову на врага, не видя и не слыша ничего вокруг. Тут ведь может быть и не геройство даже, а отчаяние, слепая удаль. Истинный герой, по-моему, тот, кто остается самим собой в любых обстоятельствах и тем самым уже ведет бой за свои идеалы. В таком — повседневном — бою подчас и малое действие становится большим геройством. Глубокая ошибка думать, что живем мы в «безгеройное» время. Просто герои другие.
Итак, Виталий Андреевич сразу понравился мне. Он, представьте себе, умел слушать. Умел и — совсем уж непривычно — хотел. Задав вопрос, Виталий Андреевич с ободряющей и чуть ироничной улыбкой смотрел прямо в глаза собеседнику, слегка изменял позу, пристраиваясь поудобнее, чтобы слушать то, что тот будет ему говорить. Слушая, он так же внимательно продолжал смотреть своими серо-голубыми глазами, откидывался на спинку стула или подпирал голову рукой, не отводя глаз, и у собеседника возникало чувство удивительно приятное и иной раз почти забытое: тебя действительно слушают, тебя даже не собираются перебивать! Окончательно сражало то, что Виталий Андреевич — бывший учитель, а теперь сотрудник столь серьезной газеты — ничего не навязывал и — совсем уж странно! — даже и не пытался поучать…
Ну, в общем, ничего не оставалось мне, как принять предложение Виталия Андреевича.
Я честно сказал ему про второй вариант повести. Договорились, что как только закончу его — позвоню. И тотчас отправлюсь в командировку.
ВТОРОЙ ВАРИАНТ
Доделывать — не заново делать. Тут есть и плюсы, и минусы. С одной стороны, это легче, потому что основа есть, не надо строить на пустом месте. Существует ведь магия написанных слов: читаешь — и настраиваешься. Особенно это так, если написанное правильно передает настрой, интонацию вещи. Доделка и заключается в том, что ты выверяешь целое по удавшимся частностям, ликвидируешь провалы, добавляешь недостающее, убираешь лишнее. Проясняешь, добиваешься соответствия выполненного задуманному.