Пирамида Хуфу

— А что я скажу маме?

— Скажи, что обменяла на зерно, — подсказала Ипут.

— Она так и поверит, что за эту вещь мы отдали две кружки пшеницы. За нее надо везти зерно на быке, — насмешливо улыбнулась Тия.

— Да, пожалуй, — согласилась младшая сестра.

— Спасибо, Инар! Придется сказать правду. Подожди меня, я тоже подарю тебе амулет на память. Благодарю тебя за прекрасный подарок и за твое дорогое пожелание.

Румянец вспыхнул на ее нежном лице, и Инар не знал, любуясь ею, чего больше в его душе — счастья или страдания от ее красоты. Он смотрел ей вслед, когда она понесла светильник, закрыв его белой тканью. Она возвратилась очень быстро и протянула ему изящного бирюзового скарабея с коричневыми точками вместо глаз.

— Возьми и храни его. Бирюза приносит счастье и охраняет человека от бед. Это мой любимый амулет. Пусть он бережет тебя от всех невзгод.

Инар бережно спрятал скарабея в пояс набедренной повязки. Они сели на скамейку. Стоя у двери, Ипут смотрела на них с грустью. Стройные, юные, они были удивительной парой. Забыв о том, что будет после, сейчас они были счастливы без слов. Впервые в своей жизни она видела людей, так стремящихся друг к другу. Никогда не было у сестры таких счастливых, удивительных глаз. Тия протянула Инару узкую тонкую руку, и он склонил к ней свое лицо.

«Почему люди не могут быть счастливы, — думала Ипут. — Их лица светятся радостью, когда они вместе. И как хорош этот Инар! Красивый, умный, добрый, он все умеет делать. Все у него есть, чтобы принести счастье сестре. Только нет родовитого имени и богатства. Но он сам богатство. Он умнее и способнее любого юноши нашего круга. И читать он умеет. А как пишет!»

Вдали послышался голос старой няни. Она звала девушек к обеду. Лицо Инара дрогнуло. У Тии погас счастливый блеск в глазах. Она встала и улыбнулась Инару очень ласково и грустно. Девушки медленно пошли к дому. Инар долго сидел неподвижно, прислонившись головой к стволу дерева. Он не слышал и вздрогнул, когда кто-то сел рядом.

— Что с тобой, Инар? Уж не болен ли ты? — спросил главный садовник.

— Да! Голова у меня разболелась, — бесцветным голосом ответил скульптор, нехотя взял резец и пошел к бассейну.

В последний вечер, заканчивая работу, Инар задержался. К бассейну пришла молодежь с маленькой арфой. Все уселись на скамейке, и братья вдвоем спели песенку, модную среди молодежи столицы, Один их них играл на арфе. Пели они слаженно, и видно было, что петь любили. Инар стоял и слушал. Иногда он взглядывал на Тию. Она была молчалива и печальна. Даже всегда резвая Ипут на этот раз была неразговорчива. Окончив песенку, старший из братьев подошел к Инару и, протягивая арфу, попросил:

— Спой что-нибудь! Мы любим слушать песни.

— Да что вы, господин!

— Но ведь ты поешь, Инар! — сказала Ипут. — И поешь хорошо! Я слышала.

Инар посмотрел на Тию. Ему мучительно хотелось побыть здесь хотя несколько минут. Завтра он уже не придет сюда и, может быть, никогда больше не увидит ее.

— Хорошо! Я спою.

Он проиграл мелодию и запел сначала очень тихо, потом громче. Задушевность его голоса сразу покорила слушателей. Тия сидела неподвижно в тени дерева, и только на лицо ее сквозь ветви падал лунный свет. Глаза ее неотрывно смотрели на певца. Грустная песенка была одной из любимых среди ремесленников. Когда он кончил, Ипут спросила:

— Спой еще!

— Спой, Инар! Ты прекрасно поешь! — попросили оба брата.

— Спой! — тихо сказала Тия.

Инар помолчал несколько секунд, опустил голову, и в вечерней тишине под тревожный рокот струн поплыла его песнь о любви.

Мелодия песни была непривычной. В голосе певца слышалась то глубокая нежность и грусть в протяжных и мягких нотах, то горькая жалоба в гортанном глухом звучании. В последних словах была усталая тоска. Напряженно слушала его молодежь. Даже острые на язык насмешники братья молчали долго после того, как Инар кончил петь.

— Так петь может лишь тот, кто сам любит, — медленно проговорил старший из братьев.

— Да, это песня всех несчастных в любви, — грустно сказала Ипут.

И только Тия ничего не произнесла.

— Никогда не слышал этой прекрасной песни, — задумчиво проговорил старший.

— Я тоже, — согласился второй. — Инар, слушай, кто тебя научил ей?

— Я слышал ее от одного своего друга, а он привез ее из другого города, — нехотя ответил Инар.

— Спой еще! — попросила Ипут. — Как ты хорошо поешь!

— Я очень рад, юная госпожа, что угодил вам, но мне уже пора, — обычным голосом ответил Инар.

— Ты приходи к нам, Инар, и научи нас этой песне, — сказал старший.

Инар поклонился и ушел, не оглядываясь, но в лунном свете, озарившем его лицо на несколько секунд, когда он вежливо прощался, оно казалось очень печальным и расстроенным. Он знал, что никогда больше не придет в этот дорогой для него дом.

Ипут и Тия направились спать. Братья остались сидеть и о чем-то разговаривали вполголоса.

Когда Ипут заглянула в лицо сестры, она увидела, что глаза ее полны слез.

— Тия! Неужели ты его так любишь! А знаешь? Эта песня о вас. Он пел свою песню.

Тия ничего не ответила. Она хорошо знала, что Инар пел для нее.