Ошеломленный Инар лежал на стене и, забыв обо всем на свете, наблюдал за происходившим внизу. Впервые в его жизнь ворвались бурные события. Он задумался о жизни родной страны. Он и не подозревал, что положение в стране такое тяжелое, хотя и слышал многое. Вздрагивая и трепеща от сложного благоговейного чувства, слушал он клятвы жрецов, произносимые глухими торжественными голосами.
Но когда снова стало тихо и темно внизу, до сознания вдруг с ужасающей ясностью дошло, что он присутствовал на совещании, где обсуждались государственные тайны. Теперь его мысли вернулись к собственному опасному положению. Если его обнаружат, он не только будет признан осквернителем храма, но, что во много раз хуже, человеком, подслушавшим государственные секреты. Он вспомнил клятву жрецов. Кому нужны горечи его семьи, если весь народ живет в жесточайших лишениях, а жрецы беспокоятся не об улучшении его положения, а лишь об опасности бунта. Кто поможет ему, когда миллионы стонут от нищеты и гнета? Кто осмелится пойти против могущественных жрецов и живого бога, заслоненных армией и огромным аппаратом чиновников? Жрецы никогда не пойдут против царя, хотя сами считают его затею разорительной. Набавят налоги? Инар горько усмехнулся.
Он был взволнован и напуган. Ему хотелось лишь одного: покинуть опасное место. Он лег на спину, чтобы успокоиться.
В темно-синей, почти черной глубине неба горели и вздрагивали звезды. Огромное, простое, оно хранило величавый покой и было недосягаемо далеким от мелкой человеческой суеты. Ветер обвевал его горячую голову, полную горьких и трудных мыслей. Давно затих в глубоком сне большой, утомленный долгим днем город. Настороженная тишина окутывала храм и его владения. Только тихо шелестела листва. Постепенно он успокоился и начал обдумывать свое положение. До сего времени он не был замечен никем. После дневного изучения он хорошо ориентировался в постройках, окружающих храм. В помещении храма Тети не могла быть. Видимо, она была где-то в боковых пристройках всяких служебных помещений, которых было очень много на площади, примыкающей к храму.
Жажда, мучившая его весь день, теперь стала нестерпимой. Он представил себе весь длинный путь, который надо было проделать, а совсем близко внизу он заметил маленький каменный водоем, сообщающийся канальчиком с соседними помещениями. Система водоснабжения в храме была великолепной — это он хорошо рассмотрел сверху. Он даже видел, как кто-то из жрецов с аппетитом пил воду из этого водоемчика.
Юноша мучительно размышлял. Как быть? Неужели так и уйти? И дома видеть как страдает мать? Страх его несколько рассеялся, и он решился. Бесшумно обвязав крепкую льняную веревку вокруг каменного лотоса колонны, тихо спустил ее вниз. Несколько минут прислушивался, но слышал только собственное сердце. Зал внизу казался бездонным колодцем. Кругом стояла звенящая тишина. Инар начал спускаться в глубину, она представлялась бесконечной в его душевном напряжении. Но вот ноги уперлись в землю. Он встал и прислушался. Тишина.
Постепенно начал различать деревья, скамейки. На них утром сидели жрецы. Осторожно продвинулся в сторону водоема. На каменном выступе смутно белела кружка. Он с жадностью пил и думал, что вода никогда не была такой живительной. По его расчетам, шагах в десяти должна быть дверь, в которую вошел Яхмос. Не к сестре ли он пошел? Чуть слышно скрипя босыми ногами по песку, покрывавшему тонким слоем каменный пол, он продвинулся в сторону двери. Еще и еще. И вот перед ним обозначился черный прямоугольник. Загадочная и пугающая чернота, за которой была неизвестность. Он стоял, прислушивался и не знал, что делать. Было страшно, ведь он находился вблизи жилища богов. Вспоминались жуткие рассказы, как боги наказывали дерзких. Но сейчас перед глазами возникла мать и сестра. Он беззвучно зашептал горячие слова обращения к богам:
— Справедливейший из богов, мудрый покровитель наш Птах! Я не оскорблю твоего жилища. Помоги мне освободить сестру — радость очей стариков. Осирис, загубленный злым своим братом! Приди ко мне на помощь! Гор лучезарный! Ты сам боролся со злом! Защити меня. Мать страдающих, Исида! Помоги мне. Не для себя я совершаю святотатство. Для любящих родителей, для сестры единой.