Пирамида Хуфу

Предупредив отца, что ночью не вернется, он поздним вечером ушел из дома с небольшим узелком и длинным мотком веревки. Забравшись на дерево, он осторожно спустился на стену и пополз по направлению к храму. Верхняя часть толстой стены представляла довольно широкую площадку, тем не менее продвигаться ползком по незнакомому пути в полной темноте и бесшумно было нелегким делом. Но Инар был отважен, а религиозные чувства его особенно не волновали, ведь он тоже делал богов, как иногда в шутку выражались мастера.

Инар неколебимо верил, что исправляет зло, сделанное его семье. Но, несмотря ни на какие доводы, волновался. Ощупывая стену вытянутой рукой, он медленно продвигался и настороженно ловил звуки. Кругом было очень тихо, лишь чуть-чуть шелестела листва. Но он знал, что тишина была обманчива.

Стене, казалось, не будет конца. По сторонам ее все тонуло в черноте ночи. Только над головой в ясном небе мерцала щедрая россыпь звезд. Медленно продвигался он в неизвестность. Мешочек с едой и веревка были подвязанны на спине.

Чье-то тяжкое, совсем близкое дыхание донеслось до него, и он замер, почти слился со стеной. Потом послышалось громкое сопение. Инар облегченно вздохнул: под ним был Апис. Невольно вспомнилась ему кровавая сцена, он почувствовал себя одиноким, и захотелось быть дома, в постели, а не пускаться ни в какие опасные путешествия. Но вспомнилось печальное лицо матери, и он пополз вперед. Рука уткнулась в поперечную стену, и он понял, что внизу находится незакрытое помещение. Он остановился и начал вслушиваться, но по-прежнему было тихо. Он не мог даже прошептать имени сестры: у храма и его помещений было много ушей. Так он проблуждал до рассвета, поворачивая в разных направлениях и прислушиваясь. Он боялся выдать себя неосторожным движением. Но в эту ночь все было погружено в тишину и мрак. Лишь вдали от него, в южной части храма, на площадке кровли жрецы вели наблюдение за звездами.

Рассвет застал его под возвышающейся стеной какого-то помещения. Вся ночь прошла в безрезультатных поисках. Подумав, он решил остаться на крыше и осторожно присмотреться сверху. В предрассветной мгле он заметил локтях в двадцати нависающую крону высокой персеи. Пробравшись туда, Инар решил остаться здесь на день. Густая зелень делала его невидимым со двора. Да и под плотной тенью можно уснуть между двумя орденами колонн, выполненных в форме лотоса. Когда солнечные лучи скользнули по каменным лепесткам, Инар уже удобно устроился. Заглянув вниз, он узнал маленький дворик, в котором был с Руабеном. Сейчас он был пуст. Сквозь ветви можно было наблюдать без всякого риска. Все тело горело от ссадин и царапин. На душе было очень нехорошо. Если его обнаружат, то примут за грабителя, за осквернителя храма. Но после бессонной, полной волнений ночи он все-таки уснул.

Солнце уже высоко поднялось, когда Инар проснулся. Было жарко. Листва прикрывала его и чуть колыхалась. Где-то очень близко разговаривали вполголоса. Со сна Инар не мог понять, где находится. Но, осмтревшись в своем странном убежище, вспомнил все и осторожно заглянул вниз. Там, на скамье, сидели двое жрецов. Они о чем-то спорили, но слов нельзя было разобрать. Потом они встали и подошли к источнику с водой. Инар с завистью смотрел, как, зачерпнув в белые алебастровые кружки, они пили воду, потом разошлись по садику и сели в тени старой персеи, как раз под тем местом, где находился Инар.

— Наш Яхмос рвется стать во главе храма. И такую власть забрал, что можно подумать, будто и не Птахшепсес — Великий Начальник Мастеров, а Яхмос.

— Да, страшный он человек, любого раздавит, кто будет на его пути. Силища у него, что у пяти быков.

— Но он не только сильный. По уму и знаниям ему нет равных среди нас. Жестокость его — тоже сила. Мы с тобой не жестокие, и с нами никто не считается. Птахшепсес больше всех слушает Яхмоса, всегда только с ним советуется.

— Зачем Яхмосу эта простолюдинка? Жены у него молодые, красивые. Он думает, никто о ней не знает, но всем служителям известно, что он прячет ее в боковом покое, рядом со своим. Почему он ее не берет в свой дом? Очевидно, боится, что убежит, ведь она свободнорожденная — не рабыня.

Инар слушал чуть дыша.

— Удивительно красивая девушка, — проговорил второй собеседник. — Мне такой не приходилось видеть в царском гореме. Я ее видел один раз, приходил сюда, а Яхмос привел ее погулять, зашел я нечаянно, она смотрела такими умоляющими глазами, что у меня сердце сжалось. Совсем юная. Чем я могу помочь? Но жаль ее очень. Бедняжка смотреть на него не хочет. Ненавидит его и боится. Но он добьется своего, заставит потом на животе ползать, все вытерпит, но ее сломит. Пройдет время, привыкнет она. Слов нет, он красивый мужчина, но есть в нем что-то отталкивающее, отпугивает он холодом, жестокостью. Недаром рабы говорили, что давно он за ней охотится. Все-таки дождался случая.

— Конечно, не дело держать девушку здесь. Я слышал, как он говорил, что готовит ее в жрицы. Но что-то не верится. Как он объяснил Птахшепсесу?