Вся надежда оставалась на чудесный, в доме за год перед тем обнаруженный акустический феномен, состоявший в удивительной звукопроводности тамошних вентиляционных каналов. Помянутая труба нигде не соединялась напрямую, и пускаемая в нее для опыта струйка табачного дыма не пробивалась ни в одно из смежных помещений, тем не менее, благодаря загадочному закону воздушного преломления, стекавшие с этажей голоса ничуть не смешиваясь, приобретали не только отчетливую, но и повышенную слышимость. Так что, слегка приноровившись, можно было вникать в любой диалог, произносимый хотя бы под одеялом. Большинство жильцов, разве только кроме немощных, полагая себя одних обладателями тайны, не только получало постоянное на досуге и даровое развлечение от узнаванья грешков и секретцев ближнего, но и запасалось впрок сведениями друг о дружке, оружием тем более надежным в случае ссоры, что поражало наповал, из-за угла и, в сущности, чужими руками. Правда, несколько неудобное расположение выходной, в самый карниз врезанной решетки создавало для подслушиванья ряд технических и, при такой высоте, небезопасных для жизни трудностей. Но колхозный доцент настолько приладился преодолевать их посредством нагроможденной мебели, что, удерживаясь на верхотуре единственно прижатием щеки к потолку, ухитрялся и в таком положении вести запись получаемой информации.
Несомненно, супруги Филуметьевы сами были повинны в своих несчастьях. Имея полную возможность соорудить и себе ответные подмостки под потолком для посменного, хотя бы по часу в день, лежания там ухом к отдушине, они могли выудить ценнейший материал об одном беглом колхознике с той же фамилией, в подпитии изрядно костерившем Советскую власть, однако из ложной щепетильности погнушались пустить в ход оружие своего врага. И значит догадывались о магических свойствах вентиляционной трубы, потому что вышеизложенные сведения о соседе были преподаны Вадиму иносказательно, в смягченных тонах и, несмотря на припущенную погромче радиомузыку, почти шепотом — видимо, из нежелания дополнительным озлоблением усложнять и без того трудный регламент коммунального общежития.
Под монотонный рассказ филуметьевской супруги, без единого всплеска гнева или жалобы, Вадим еще и еще раз обегал взором комнату, погруженную в зеленоватые, по абажуру, сумерки. Если полное отсутствие мелочей, загромождающих вниманье сверх своего служебного предназначенья, указывало на умеренные потребности хозяев, то старомодная, не позднее начала века, добротность мебели, вполне заслуживавшей наименование недвижимость, позволяла судить о степени достатка для ее приобретения и, следовательно, о давности филуметьевской славы. Безгневное достоинство, с каким профессорская жена рассказывала о своем смертельном враге, также указывало на привычку ко всеобщему и безусловному уваженью.
— Не сочтите, милый юноша, мои мысли за ропот или фронду, одинаково бессмысленные в нашем положении, — тихо и плавно говорила меж тем Анна Эрнестовна. — Хотя по воспитанью моему мне и претит нынешнее стремленье победителей истребить полностью расу господ, умственных в том числе, терпимых порой разве только по соображениям оборонного характера... Но я готова понять постоянное раздражение абсолютного низового большинства против любого превосходства, как бы уличающего тебя в ничтожестве. Иван прав в том смысле, что гуманизм именно так и должен был неминуемо закончиться. Не скажу, что забавно наблюдать свою ликующую нацию с высоты эшафота, но... что поделаешь, дорогой мой? Когда природе понадобилось чье-то изгнание, она атакует обреченное со всех точек одновременно, довольно гадкими средствами иногда... В данном случае она применила тараканов. Не улыбайтесь, их необозримые полчища за стенкой готовы к ежеминутному вторженью. Мы с Иваном еле поспеваем ловить их, потом по часу, по два лежим в одышке, расставив пальцы.
— И знаете, что занятней всего... — тоном научного сообщения вставил сам Филуметьев, — иногда наблюдается попеременный, с обоих флангов, маневренный охват с явным расчетом измотать противника!
— И вы думаете, соседи нарочно подпускают их сюда? — заражаясь от них дрожью отвращенья, поинтересовался Вадим.
— О, вряд ли даже понимают наступательную мощь своего оружия. Просто они взаимно прижились и не замечают друг друга: сама природа помогает им в освоении новых территорий. Это первый вечер за месяц, что их почему-то не видно. Действительно, в нашей, возможно, слишком чистоплотной семье ужасно не любили всякую домашнюю насекомую нечисть. Умерла бы на месте, если бы увидела на себе хоть одного!
Из-за той напрасной тревоги Вадим снова услышал Анну Эрнестовну по меньшей мере двумя-тремя фразами позже.