Пирамида

До города — восемь километров через лес. И какой лес! Ехать мимо теплых на взгляд бронзовых сосен, густых коричневых елей, неправдоподобно белых, «киношных», как выразился кто-то, берез. А город — такой, что несведущий человек, глядя из окна электрички на три десятка домов, и не сообразит, что это и есть тот самый знаменитый Долинск, известный всему миру. За этими домами — лес, за ним — снова дома. Между кварталами — неширокие извилистые улицы, засаженные деревьями. Городок тихий, чистый, уютный!

25

А было так, что они вполне могли и не попасть сюда из-за Ольфа. Сейчас он предпочитал не вспоминать об этом, но тогда, осенью шестьдесят четвертого года, Дмитрию пришлось немало поговорить на эту тему.

Им обоим давно прочили аспирантуру. Считалось это как бы само собой разумеющимся, и Ольф не сразу и понял его, когда Дмитрий осторожно сказал:

— Слушай, а тебе не кажется, что в аспирантуру нам идти не стоит?

Это было спустя месяц после того, как они снова стали работать вместе, и Ольф в шутку называл тот месяц «медовым». Он беспрекословно выполнял все указания Дмитрия и во всем полагался на него. Но тут Ольф иронически поднял брови и осведомился:

— Ну а куда же нам стоит идти — в институт народов Азии?

— Почему же, можно и в другое место, — сказал Дмитрий.

— Например?

— Ну, хотя бы в Долинск.

— А что это такое?

Ольф и сам отлично знал, что это такое, но Дмитрий принялся невозмутимо объяснять:

— Отличный городок, всего сто километров от Москвы, отличный институт, отличный ускоритель…

— Короче говоря, — перебил его Ольф, — все отлично, но зачем нам это нужно?

— А зачем нам нужна аспирантура?

— Здрассьте…

— Ольф, я ведь серьезно говорю. Давай помыслим как следует. Тут же все просто. Конечно, аспирантура куда надежнее — три года спокойной жизни, и кандидатская в кармане, а вместе с ней и приличный оклад. Но ведь очень может быть, что эти три года просто выпадут для нашей работы.

— Почему?

— Да хотя бы потому, что нам скоро придется проверять свои результаты на экспериментах. А здесь негде. Самое большее, на что мы можем рассчитывать, что нам выделят где-то несколько часов, может быть в том же самом Долинске. На ускорителе нам дадут ровно столько времени, чтобы прилично оформить диссертации, — и ни минутой больше. Это-то, надеюсь, тебе не надо доказывать?

— Да в общем-то похоже на истину…

— Именно так и будет, — уверенно сказал Дмитрий.

— Но ты подумай, чем мы рискуем, Димыч. Неизвестно, дадут ли нам вообще возможность заниматься нашими К-мезонами. А что, если, несмотря на все наши великолепные идеи, нас усадят за стол и предложат заняться расчетом каких-нибудь элементарных кривых? У начальника-то ведь и свои идеи есть.

— Что ж, риск действительно есть, — согласился Дмитрий. — Ну, а как ты хочешь, чтобы совсем без риска? И потом, в аспирантах три года ходить. Это же школярство, Ольф, только и разницы, что уровень повыше. Нас же будут так опекать и направлять. А, да что об этом говорить…

— Димыч, я сам все отлично понимаю. И я ведь сам решил, что в вопросах, связанных с работой, буду во всем полагаться на тебя. Так что как скажешь, так и будет.

И Дмитрий сказал:

— Едем в Долинск.

Они явились в Долинск через две недели после выпускного вечера и были зачислены в лабораторию Шумилова.

26

А теперь жили они каждый в своей квартире, по соседству — в двадцать шестой и двадцать седьмой. Жанна жила этажом ниже, а Валерий — в соседнем подъезде. По вечерам Ольф приводил из яслей Игорька — человечка двух с половиной лет от роду, очень похожего на него. Ольф разговаривал с сыном серьезно, как с равным, мальчишка рос не по годам крупный и смышленый, и Ольф очень любил говорить с ним. Ася работала в Москве и приезжала к Дмитрию в пятницу вечером и уезжала в понедельник рано утром. И если на неделе выпадали свободные вечера, Дмитрий не знал, куда девать себя, и уходил бродить в лес, если была не очень скверная погода, или сидел в темноте и слушал музыку. Но свободные вечера выдавались не часто. Обычно часам к восьми все четверо собирались у него в квартире и работали до полуночи. За четыре дня — с понедельника до четверга — квартира основательно прокуривалась, и по пятницам Жанна пораньше уезжала с работы и делала генеральную уборку — открывала все окна, мыла полы, меняла пропахшие табаком занавески и выбрасывала пустые бутылки. К приезду Аси квартира приобретала вполне приличный вид, но запах табака никогда не выветривался до конца, и как-то Ася, посмеиваясь, сказала Жанне:

— Представляю, что тут у вас творится, когда меня нет. И как только ты выдерживаешь в этой газовой камере?

— Привыкла, — отмахнулась Жанна, а Дмитрий поворчал:

— Нашла кого жалеть. Она сама чадит так, что кого хочешь уморит. Посмотри на ее пальцы.

И действительно, Жанна курила разве что чуть меньше их, пальцы у нее пожелтели от табака.