Читаем ПИРАМИДЫ АСТРАЛА полностью

Разыскали мы Славку, позвонив ему с входа в больницу. Он уже немного ожившим голосом выдавил из себя что-то вроде иду "Я иду". Всего через пару минут он появился в дверях, весь обклеенный пластырями и заплывшим левым глазом. Видя его растерянный и беспомощный вид, я, не выдержав этого зрелища, обхватил его за плечи и повел в машину. Хуже всего, если Славка сбрендит.

- Ребята, спасибо! - распричитался Славка. По его щекам катились слезы, но он, по-моему, их не замечал. - Таша пришла ко мне, а я дурак забыл, в ступор впал, ничего не чувствовал, а она и сейчас с нами! Послушай! - он схватил мою руку, и я ощутил на мгновение, ставшее уже знакомым, теплое "прикосновение" к голове и плечам.

- Главное, держи себя в руках! - я пытался настроить Славку на более деловой лад. - Сейчас заскочим ко мне за лекарством, едим его по дороге и у тебя отправляемся на встречу с Ташей! Генератор ведь у вас. Да, надо еще таймер не забыть взять.

Я пулей взлетел на свой четвертый этаж, захватив кроме лекарства и таймера, флягу с водой - запить по пути сахар с лекарством. Не отъезжая, все приняли дозу. Потом Федька, как угорелый, погнал свою Ниву к Славе. У себя в подъезде, Славка попытался припустить бегом наверх, но я притормозил его, сказав:

- Не спеши! Еще семь минут, пока лекарство подействует. Успеем и на лифте! А ложиться лучше в спокойном состоянии. А то мы на бегу еще свой прибор не пробовали. Мало ли что не сработает! - к счастью, лифт был внизу, и долго уговаривать Славу не пришлось. Пока этот электросаркофаг отщелкивал десять этажей вверх, внутри стояла напряженная тишина. Спрашивать Славку подробности, не поворачивался язык, а думать сейчас о чем-нибудь другом было просто невозможно. Пока поднимались и подключали генератор через таймер, ушло необходимых семь минут.

- Я пойду первым, для подстраховки, чтобы Славка чего не учудил! - ультимативным тоном заявил я и одел "шапку". Славка смотрел по-собачьи просящими глазами, но я не поддавался. - Федя, идешь последним! Выставь таймер на десять минут и ныряй за Славой! С меня и Славы снимай шапку, как только мы отключимся, - а сам лег на пол и махнул Федьке, чтобы он запускал…


***


…она стояла рядом, в паре метров от кровати. Она была прекрасна, как никогда. Сейчас я мог признаться себе, что завидовал Славке, и просто не давал воли свей фантазии представить ее своей девушкой. Ее прекрасные серые глаза лучились любовью и состраданием. Вся она выглядела не совсем обычно. Ее как будто переполняла какая-то божественная энергия, которая изливалась вокруг теплым потоком. Я, купаясь в этом ощущении блаженства, подошел к ней, взял за протянутые руки и сказал первые слова, что пришли мне на ум:

- Прости!

- За что? - она обняла меня, и я почувствовал, насколько лишним было мое чувство стыда перед Славкой и насколько неуместным было бы вспоминать об этом сейчас.

- За то, что вперед Славы полез. Он сейчас придет.

- Нет, все правильно! Ты не понимаешь, как я тебе благодарна! Ты услышал меня, ты помог Славе, ты успел. У меня ведь осталось совсем немного времени.

Неожиданно для самого себя я признался:

- Я… оказывается, люблю тебя.

- Глупый, и я люблю тебя! И Федю! - она гладила меня по голове.- Но со Славой мы одно единое. Понимаешь?

И я понял, что высказал то чувство любви, которое рождается между людьми, независимо от их природы и социального статуса. Это чувство, которое испытывают друг другу родственные души, как мать к своему ребенку, как близкие друзья, как внуки к своим дедушкам и бабушкам. И это чувство может быть нисколько не слабее, чем отношения между влюбленной парой. Просто Таша со Славой были неразъемным целым, которому на моих глазах суждено было разбиться.

- Да, понимаю. Иди к Славе. Мы с Федей пойдем в соседнюю комнату. Позовите нас, когда будет нужно.

Она подошла к появившемуся здесь Славе. Когда он "встал" у кровати, Таша была уже рядом с ним. Они взялись за руки и молча неотрывно смотрели друг другу в глаза. Тем временем, я подхватил вывалившегося в подпространство Федьку и уволок его в гостиную, прямо через перегородку стены.

Слава с Ташей утопали в глазах друг друга. Миллион вопросов и миллион ответов было в этом взгляде. "Любимый!" - беззвучно шептали Ташины губы. "Любимая!" - так же беззвучно отвечали губы Славы. Слезы счастья и сожаления чертили дорожки по их щекам. Им не нужно было ничего говорить. Все их чувства и мысли мощными потоками переливались друг другу. Они любовались друг другом и пытались запомнить мельчайшие черточки любимого, понимая, что этот единственный шанс, брошенный им игривой судьбой, нужно использовать до конца. Следующая встреча может состояться через вечность. Они впитывали в себя все чувства и ощущения с неистовой жадностью осеннего зверька делающего запасы на зиму, чтобы пережить этот мучительно долгий, холодный, тоскливый и неотвратимый отрезок жизни. Чтобы, вспоминая по крупице и скаредно расходуя припасенную память, растягивать ее на всю безысходную бесконечность, только лишь за тем, чтобы дотянуть до новой встречи - пусть полуживым, но дотянуть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное