Пираньи Неаполя

Бриато отвлекал на себя внимание двух стариков, а в это время Николас и остальные распихивали по сумкам оружие и боеприпасы. Они сновали беспорядочно, как тараканы, застигнутые врасплох, когда кто-то заходит в комнату и включает свет. Глядя на них, никогда не подумаешь о боевом отряде. Просто мальчишки, которые удирают, пряча лица, чтобы никто не узнал их и не рассказал матерям о том, что они попали мячом в окно. Однако весь вечер они стреляли из боевого оружия, стреляли с детским любопытством и наивностью. Оружие считается атрибутом мира взрослых, но чем моложе рука, владеющая курком, обоймой, прикладом, тем результативнее винтовка, ружье, пистолет и даже граната. Оружие эффективно, когда оно становится продолжением человеческого тела. Не инструмент обороны, а палец, рука, член, ухо. Оружие создано для молодежи, для детей. Это истина, бесспорная на любой широте.

Бриато отвлекал стариков, выдумавая на ходу:

– Нет, ну пожалуйста, мы здесь у синьоры с первого этажа.

– Что за синьора?

– Синьора Наталия, ей исполнилось девяносто. Празднуем день рождения.

– А мне какое дело? Зовите родителей, живо! Вы мне окно разбили!

Бриато старался утихомирить их, отвлечь внимание, но, конечно же, не собирался платить за разбитое стекло. Паранца и так вложила слишком много денег в фейерверки. Деньги у них водились, но любая монета, потраченная на постороннего, означала пустые траты.

В то время как Бриато пытался унять стариков, а остальные собирали разбросанные по крыше гильзы, всерьез опасаясь, что могут конфисковать оружие, в голове у Мараджи крутилась одна мысль – исправить дурацкую ситуацию, в которую он попал из-за отдачи винтовки. Он мог бы гордиться, получив рану в перестрелке или при взрыве, то есть попав в переделку. Он же поранился сам, не справившись с оружием. Сопляк.

Старик надел очки, чтобы набрать на телефоне 113[37], а Бриато снова закричал:

– Нет, нет, пожалуйста, не звоните в полицию, мы вам заплатим!

И все дружно бросились по лестнице вниз.

Проворно спустились к мопедам, оставленным во дворе. На дороге валялись обгорелые коробки из-под фейерверков, праздник продолжался. Гости, приглашенные на первое причастие, дети и внуки синьоры Наталии. Кто-то узнал Бриато:

– Молодежь, стойте, идите сюда! Дайте поблагодарить вас!

Все знали, кто заплатил за праздничное шоу. Все хотели отблагодарить, хоть и понимали причину такой щедрости: об “огневой подготовке” никто не подозревал – люди понимали, что это отряд Системы, желающий завоевать расположение. И его следовало отблагодарить.

Бриато хотел уклониться, но потом понял, что иначе нельзя: старики окружили его, и он позволил им обнимать себя и целовать. Он старался избегать почестей и все время повторял:

– Да ну что вы, что вы, я ничего такого особенного не сделал, все нормально, я рад.

Люди оценили благосклонный жест новой группировки. Став свидетелями ее рождения, они хотели благословить ее, эту группу. Но Бриато боялся. И один страх пожирал другой. Слишком много чести, нельзя так выделяться в квартале, который тебе не принадлежит. Но гораздо хуже то, что рассердится Николас, ведь это его идея – фейерверки. Однако Бриато нравилось быть в центре внимания. Он пытался завести мопед, делая вид, что зажигание не работает, но в действительности не выжимал стартер до упора.

Его уже торопили остальные:

– Эй, Бриато, поехали…

Все ехали за Николасом, но не знали куда. Пытались поравняться с ним и предлагали остановиться, промыть кровоточащую рану. Боялись, что кружить вот так по городу с сумками, полными оружия, небезопасно. И в самом деле это было небезопасно, но они чувствовали, что готовы к войне. К какой угодно.

Охота

Дорога была разбитой: новые выбоины появлялись как грибы после дождя. Проехав вокзал Гарибальди, они свернули на улицу Феррарис, где пришлось ненадолго притормозить.

Николас ехал к эфиопской девушке, которая жила в Джантурко. Ее сестра помогала матери Николаса по дому. Девушку звали Аза, ей было немногим за тридцать, но выглядела она на все пятьдесят. Она жила у синьоры с болезнью Альцгеймера. Работала сиделкой.

Николас решил, что там можно устроить отличный тайник, но никому не сказал об этом. И без того много дел. Все ехали за ним. Кто-то по дороге пытался узнать, что он собирается делать, но, поскольку ответа не последовало, все поняли, что нужно просто следовать за его “Беверли”. Подъехав к дому, Николас остановился. Остальные окружили его, не понимая, парковаться здесь или ехать дальше, и тогда он сказал:

– Здесь будет наш тайник, – и указал на подъезд.

– Это чей дом? – спросил Дохлая Рыба. Николас бросил на него такой свирепый взгляд, что Дохлая Рыба понял: рискует нарваться. Но тут со своего скутера слез Зубик, вклинился между ними и закрыл вопрос:

– Плевать, чей дом. Если Мараджа считает, что здесь безопасно, мы ему доверяем.

Дохлая Рыба кивнул, ответив тем самым за всех.