Пираньи в шоколаде

– Ты что же, решил бросить меня на растерзание малолетнему хулигану с телом и инстинктами взрослого мужика? – возмутилась я.

– Да он сам тебя боится! – скрипнул зубами Макс. – Неужели ты этого не замечаешь?

– Здесь слишком темно, чтобы я со своей близорукостью могла различить на его лице столь тонкие оттенки эмоций.

– Он тебя не тронет, за это я ручаюсь. Просто посиди, поговори с ним. К сожалению, женщины, с которыми я, как правило, общаюсь – не слишком подходящая компания для Антона.

– А я, по-твоему, подходящая?

– Ты – да. Ты же сама просила, чтобы я излечил от любовного недуга твою драчливую подружку. Вот и решай – или мы помогаем друг другу, или мирно расходимся.

– Я согласна, – сказала я.

– Вот и отлично, – ухмыльнулся Аспид. – Ладно, вы тут развлекайтесь, а я отправляюсь разочаровывать "черепашку-ниндзя".

Я не успела ничего возразить, как Аспид, чмокнув меня в щеку, повернулся и растаял в темноте. Как разыскать Жанну, я ему объяснила.

Тяжело вздохнув, я вернулась к Антону, лихорадочно соображая, на какие темы можно говорить с умственно отсталым байкером. Под впечатлением от "чумового шабаша мотошизанутых" я сделала вывод, что и у нормальных байкеров не все в порядке с головой, а если слабоумие еще и врожденное… страшно подумать!

Ничего путного в голову не так и не пришло, и я, вспомнив случайно услышанную фразу, поинтересовалась, какую мощность может выдать турбированный двигатель "Хайабуса" в пике характеристики.

Антон задумчиво посмотрел на меня, обошел вокруг костра и сел с противоположной от меня стороны. Огонь осветил его лицо, и я заметила, как на щеках парня вспыхнул румянец.

– Не люблю свое имя, – сказал он.

– Как же тебя называть?

Красные пятна стремительно расплывались по лицу байкера. Теперь зарево охватило и уши.

– Громовая нога.

– Мне тоже не нравится мое имя, – сообщила я. – Можешь называть меня Собачий глаз.

– Почему собачий? – удивился Антон. – У индейцев был Соколиный глаз.

– Потому что собачий глаз, в отличие от соколиного, почти ничего не видит. У меня близорукость, а очки носить мне не нравится, так что на Соколиный глаз я никак не тяну.

– Собак я люблю, – мечтательно произнес Громовая нога.

Я с облегчением вздохнула. На тему домашних животных, в отличие от характеристик мотоциклетных моторов, я могла рассуждать бесконечно.

– Я тоже люблю собак, – сказала я. – У меня дома есть черный терьер. Ее зовут Гел-Мелси-Блэк-Стар, для друзей – Мелси.

– Мелси, – повторил Антон. – Красивое имя. А ты знаешь песню про Пегги и ее щенка?

Песню я знала. Мы спели ее, потом про кошку и черный дом, потом про обезьян и попугаев и, наконец, снова вернулись к собачьей тематике.

Собака несчастная очень опасна,

Ведь ей не везет в этой жизни ужасно.

Ужасно, как ей не везет.

Поэтому лает она, как собака.

Поэтому злая она, как собака.

И каждому ясно, что эта собака

Всех без разбора грызет…

Голос у Громовой ноги оказался очень приятным, в отличие от меня, он обладал отменным музыкальным слухом, и наш импровизированный дуэт доставлял мне немалое удовольствие. Все оказалось совсем не так страшно, как я думала.

Песен я знала много, до утра хватит. Продолжим в том же духе до рассвета, а там появится Аспид под ручку с самоутвердившейся и разочаровавшейся в нем Жанночкой, мы сядем на ненавистный Бубликов "Харлей", я уговорю подругу ограничиться сотней километров в час, мы вернемся домой целые и невредимые и, наконец-то я завалюсь спать…

Прекрасна собака, сидящая в будке.

У ней расцветают в душе незабудки,

В желудке играет кларнет…

Но шутки с бродячей собакой бездомной

Опасны, особенно полночью темной.

Вот самый собачий, вот самый огромный,

Огромный собачий секрет…

Приблизив запястье к огню, я взглянула на циферблат часов. Три часа ночи. К продолжительным ночным гулянкам я была непривычна, и глаза слипались со страшной силой, а зевала я так, что еще немного – и смогла бы посостязаться с крокодилом.

– Хочешь спать? – спросил Антон.

– Еще как! – призналась я. – Может, прикорнем на земле, как индейцы?

– На земле? – озадачился Громовая нога. – А на кровати не хочешь?

– Хочу, только кровати нет.

– Так поедем ко мне. Это рядом. У меня шесть комнат, три собаки, коллекция птичьих яиц и моделей гоночных машин. Кровати тоже есть. Тебе понравятся.

– Рядом – это где?

– Километров восемь отсюда. У нас с братом особняки в Нижних Бодунах.

– Особняки? И много их у вас?

– Только два. Один – Макса, другой – мой. Поехали.

– На мотоцикле? – содрогнулась я, вспомнив свое путешествие с Жанной.

– А на чем же еще? – удивился Громовая нога. – Ты не бойся, я хорошо вожу.

При мысли о мягкой, удобной кровати, я позабыла об инстинкте самосохранения.

– Уговорил, – зевнула я. – Поехали.

* * *

На огороженном глухим кирпичным забором участке братьев Святояровых без труда могла бы разместиться небольшая военная база. Тяжелые железные ворота, натыканные вдоль забора камеры слежения усиливали сходство с военным объектом. Большие матовые плафоны, укрепленные на стояках ворот, заливали подъездную дорожку мягким желтоватым светом.