Пиранья. Алмазный спецназ

– Давай не будем, а? – поморщился Стробач. – Целку мне тут не изображай... Времени у нас мало. Мои хлопцы здешнюю шпану согнали в одно место и придерживают, но мало ли что... Еще занесет кого неправильного.

Мазур ухмыльнулся:

– Эй, голубь незалежный, ты ж наверняка, как такому и полагается, католик? Что ж ты, сукин кот, Божий дом поганишь?

– Храма я не осквернял, – серьезно сказал Стробач. – А насчет людишек – замолю как-нибудь, я ж их не убил никого и не мордовал, испугом отделаются... Ладно, хватит. Времени, говорю тебе, мало. Короче, я все знаю про камешки. Про два кило. Откуда – долго объяснять, да и к чему? Такие дела, адмирал, в полном секрете никогда не остаются. Сорока на хвосте принесла... В общем, возвращаемся к прежней теме: молись на меня, сука такая. Скажи «спасибо». Хотя ты мне и напакостил, в дерьме вывалял по самые уши, я тебя и на этот раз готов простить.

– Не задаром, а? – ухмыльнулся Мазур.

– Да уж, конечно... За семьдесят пять процентов. Тебе и четверти хватит. Прикинь, сколько это в каратах – полкило... Отдаешь три четверти, и можешь убираться.

– Прикажешь этому верить?

– Прикажу, – сказал Стробач. – Как-никак меж нами нет с м е р т е л ь н о й вражды. Мне платили, тебе платили, ты старался делать свою работу, я свою. Я – человек толерантный, такие вещи понимаю. Напакостил ты мне изрядно, но три четверти от двух кило меня в качестве компенсации устраивают выше крыши. Мы как-никак советские офицеры, к а с т а... Не веришь?

– Дурака нашел.

Стробач поморщился:

– О господи... Вздумай я тебя обмануть и все же пристукнуть, предложил бы дележ на других условиях – скажем, пятьдесят на пятьдесят. А потом шлепнул бы. Но я играть буду честно. Получишь свои двадцать пять процентов... как в старину за находку клада... и можешь мотать к чертовой матери. Ты мне совершенно не страшен, п р и п а ч к а н н ы й... Вполне удовлетворюсь тем, что с н и м у с тебя три четверти. Так гораздо интереснее, чем забирать все и стрелять тебе в башку, – он широко улыбнулся: – Мне так гораздо приятнее: весело будет помнить, что ты остался живехонек, но с м и з е р о м. Ты мужик крепкий, еще лет двадцать, как минимум, протянешь – и каждый день будешь вспоминать, с к о л ь к о потерял... Нет, серьезно, это гораздо лучше, чем тебя мочить... Где камни? Тут их нет. Я на твоем месте, прежде чем соваться на ночлег к Божьим людям, на всякий случай прикопал бы алмазы где-нибудь в лесу, подальше... Значит, так ты и поступил, это азбука.

– Догадливый ты, морда... – сказал Мазур беззлобно.

– У одних педагогов учились... Ну, свыкся с новым положением? Сейчас мы с тобой пойдем в лес, и ты покажешь место. Конечно, я приму все меры, чтобы ты не смылся и не попробовал кого-то из нас ушибить. Второй раз это у тебя не проскочит.

– А если...

– А если будешь ерепениться – времени нет с тобой болтать дружески. В темпе начнем с п р а ш и в а т ь. Сам понимаешь, я умею так спрашивать, чтобы ты и не сдох раньше времени, и выложил все на блюдечке. Но при этом раскладе я заберу все. До камушка. И ни за что тебя не прихлопну, не надейся. Будешь доживать век калекой и локти себе грызть, и без здоровья, и без камешков... Думай быстренько. Некогда мне перед тобой расстилаться. Говорю тебе...

С дверью что-то произошло – она буквально вылетела, сорвавшись с петель, сбив с ног часового, – а в следующий миг оглушительная очередь швырнула его на пол, прошла по комнате, смачно ударив в того, что стоял у окна. Стробач оцепенел на стуле – из той позы, в которой он сидел, не вскочишь, не выхватишь оружие так, чтобы успеть...

Великан Педро сделал шаг в хижину и остановился, наведя на Стробача автомат ППШ с диском – старое безотказное оружие, которое Советский Союз сюда украдкой поставлял еще при Хрущеве, когда первые партизанские отряды начали всерьез браться за португальцев.

– Сын мой, – сказал он Мазуру. – Неловко мне, смиренному слуге Божьему, предлагать такое, но не обидеть ли вам этого типа? Опасаюсь я к нему близко подходить – ловок и молод, а я уже в годах...

С превеликой охотой взмывши с пола, Мазур подскочил к Стробачу и припечатал ему от всей души. Огляделся. Рядом с тем, что валялся у окна, лежала белая синтетическая веревка, явно предназначенная для самого Мазура. Проворно спутал Стробача так, что даже он не смог бы освободиться самостоятельно. Повернулся к Педро:

– Что там у вас творится?

– Да, собственно говоря, ничего уже и не творится, – сказал Педро, опустив автомат. – Эти обормоты приперлись ни свет ни заря, согнали всех в церковь, включая отца Себастьяна, двоих оставили нас охранять, а сами куда-то поперлись... Впрочем, куда, было и так ясно – они спрашивали отца Себастьяна про вас. Он промолчал, конечно... но миссия наша небольшая, не так уж и трудно быстренько осмотреть все дома...

– А где... те двое? – спросил Мазур, еще ощущая в башке остатки химического дурмана.

Шумно вздохнув, Педро уставился в потолок: