Пиранья. Бродячее сокровище

— Да все в порядке с остальными, — рассеянно отозвался Лаврик, тасуя листочки, как карты. — Трое уже на «Петропавловске», ты только что заявился, двое давным-давно перешли границу на северо-западе, прямым ходом идут на точку, они на контакте… Все путем, вам легче, вы свое отпахали. А мне, горемычному, предстоит работать, как трактору «Беларусь». Безопасность — она обязывает, старина, дорогой мой Кирилл Степаныч. Мне вот, как человеку наученному горьким опытом многолетнего отпора проискам и поползновениям, совершенно ясно, что где-то по пути вас, конечно же, поймало в цепкие щупальца ЦРУ. И вербануло в два счета, играя на ваших всегдашних слабостях, как то: золото, вино и бабы. И предстоит вас теперь, дражайший, изобличать долго и упорно с присущим мне, старому волку контрразведки, блеском…

Его подчиненный — новый какой-то, молодой, незнакомый Мазуру — преданно и настороженно торчавший за правым плечом шефа (то есть там, где и полагается по уставу быть ангелу-хранителю), слушал это ошарашено, потом лицо его приняло ожесточенное, служебное выражение, и правая рука потихонечку поползла под белоснежный морской кителек…

— Отставить, — сказал Мазур равнодушно. — У вашего командира всегда было специфически извращенное чувство юмора…

— Отставить, — покосился и Лаврик на своего напрягшегося орла. — Это я так шутю на радостях… но ты, Кирилл, и в самом деле очень уж долго болтался по континенту. На полную катушку, поди, попользовался всеми здешними удовольствиями? Винишко, экзотика, девочки темпераментные…

Обижаться на него было бессмысленно — во-первых, Лаврика не переделаешь, и никуда от него не деться, а, во-вторых, чертов особист далеко не всегда торчал в безопасном тылу, случалось вдвоем хаживать по лезвию… И обязаны кое-чем друг другу, чего уж там.

— Ну, разумеется, — сказал Мазур. — Больше тебе скажу: я даже в борделе работал, недолго, правда…

— Не шлюхой, надеюсь?

— Обижаешь. Главным вышибалой.

— Ну, это ты потом напишешь, — сказал Лаврик бесстрастно. — Сам понимаешь, писать тебе оперу потолще «Войны и мира»…

— Понимаю, — сказал Мазур с грустной покорностью судьбе.

— Жмуров много?

— Ерунда, — сказал Мазур. — В пределах средней нормы.

— Стареем, — кивнул Лаврик. — В сентиментальность впадаем, жмуров кладем не штабелями, а через раз… — он повернулся к своему молодому кадру. — Обрати внимание, Вадик: за иллюминатором тишина и благолепие, город дрыхнет себе совершенно нетронутым. Душевный все-таки человек капитан Мазур — а ведь мог на прощанье городишко и с четырех концов запалить, с него станется… Ладно. Неси все это к Реброву, пусть радиограмму пошлет, а то меня дергают что ни час…

Молодой собрал микросхемы с величайшим тщанием и бережностью, словно тончайший старинный фарфор, вышел за дверь с видом просветленным и гордым от сознания своей причастности к таким вот играм.

— Новый? — кивнул ему вслед Мазур.

— Ага, — сказал Ларик. — Натаска на пленэре… Вроде бы будет толк. Что ты озираешься?

— Портрета не вижу, — сказал Мазур. — Ты ведь, насколько я понимаю, замполитом тут числишься? Сиречь первым помощником, ежели на гражданский манер? Что ж у тебя в каюте портрета генсека нету? Это, Самарин, как ни крути, политическая близорукость, должен тебе заявить со всей нелицеприятностью, как член КПСС члену… И вообще, у тебя водки нет?

— У меня-то? — хмыкнул Лаврик, проворно распахивая шкафчик. — Обижаешь. Ром местный пойдет?

— А чего ж…

— Ты мне политическую близорукость не шей, — сказал Лаврик, проворно расплескивая по стаканам и высыпая в качестве закуски с полдюжины конфеток. — Портрет отсутствует не по причине аполитичности, а ввиду полного отсутствия оного. Нету еще портретов, чтоб ты знал… Не успели нарисовать и распространить.

Мазур так и застыл со стаканом в руке:

— Я тебя правильно понял?

— Ага, — сказал Лаврик, щурясь через пенсне. — Должен вам с прискорбием сообщить, как член члену, что партия и народ осиротели. Помер товарищ Черненко, пока ты на берегу развлекался. Такие дела. Генеральным секретарем у нас пару дней как Михаил Сергеевич Горбачев, так что портретов получить не успели. Вообще, Кирилл, я давно уже подметил тенденцию: как только отправишься ты куда-нибудь на задание, тут и очередной генсек помрет… Право слово, тенденция. Если так и дальше пойдет, придется тебя невыездным сделать, так оно для генсеков спокойнее будет…

— Погоди, — сказал Мазур. — Горбачев? А это еще кто? Что-то я такого и не припомню…

— Да он недавно там, — сказал Ларик. — Ставропольский, пятьдесят четыре года…

Мазур так и вылупил на него глаза:

— Скоко?

— Повторяю по буквам. Пятьдесят четыре.

— Охренеть… — сказал Мазур. — Это ж пацан, по тамошним по меркам. Мир перевернулся, не иначе… Пятьдесят четыре? Лаврик, что у нас в отечестве деется?

— Все правильно деется, — ухмыльнулся Лаврик. Наклонился к нему и понизил голос. — По точным данным — человек Андропова… Понял?

Мазур сидел в совершеннейшем обалдении, зажав в руке нетронутый стакан, переваривая эти сногсшибательные новости.