Пиранья. Черное солнце

Конечно, это был еще не конец. Им еще предстояло проплыть по бегемотьей реке пять километров в обратном направлении, к тому месту, где ждал Мануэль с грузовиком. Им еще предстояло на рассвете на этом самом грузовике покинуть городок — по мосту, как все приличные искатели удачи, и, проехав сотню километров, (стараясь при этом избегать всех возможных опасностей), подать радиосигнал. И дожидаться вертолета с той стороны — конечно же, не советского, а натурального «Ирокеза» американского производства без опознавательных знаков. Подобных вертолетов и легких самолетиков в тех местах крутилось немало, благо не имелось ни власти, ни пограничников, ни намека на средства ПВО. Но это, если подумать, мелочи, главное сделано…

Связанных обнаружат не раньше, чем начнется рабочий день — а к этому времени они, тьфу-тьфу-тьфу, должны уже катить по «ничейным землям». Чтобы отловить там бандочку наподобие ихней, придется поднять всю даирскую армию вкупе с ВВС и бронетехникой, а это задача для юаровцев непосильная, даже если знать, сколько золота они передали президенту. Нереально. Особенно если вспомнить, что добрых две трети даирской армии сейчас вместе с призванными на помощь бельгийскими десантниками усмиряет нешуточный мятеж в провинции Чаба. У президента масса своих хлопот, тут и мешок золотых рандов не поможет…

Когда они уже надели ласты и готовились пуститься в обратный путь, Мазур все же спросил;

— Коля, ты что, африкаанс знаешь? Отроду за тобой таких талантов не знал…

— Где уж нам, убогим, — фыркнул Морской Змей. — Просто наш всезнайка, — он кивнул на Лаврика, — мне показал пяток строчек печатного текста и велел зрительной памятью запомнить накрепко. Заглавие отчета, реквизиты и все такое… Ну, пошли!

Глава третья. Неизбежная роковая красотка

Хорошо служится, когда отец-командир правильный. Вот как сейчас Морской Змей. Когда группа, как полагается, закончила писание подробных рапортов и вычерчивание схем, Триколенко сложил все это в аккуратную стопочку и объявил спокойно:

— Свободны до отбоя.

Троица, исправно вывернувшись через левое плечо, покинула крохотный кабинетик командира и прямиком отправилась в свою комнату на втором этаже. Где уже ждал Мануэль, спрятавший за тумбочку бутылку рома «Гавана клаб». Ему самому, как он заверил, можно было отписаться и к завтрему.

Дверь на всякий случай заперли изнутри большим старомодным ключом и глотки особенно не надрывали. На бутылке кубинского эликсира помещались рецепты целой кучи коктейлей, которые можно с участием этого рома сотворить, но советские офицеры этакими декадентскими пошлостями всегда пренебрегали — к чему портить отличный продукт? Мануэль, кстати, придерживался той же точки зрения. «Коктейль — это хорошо, когда пойдешь с девочкой гулять по Малекону (набережная в Гаване, излюбленное место гуляний) — заявил он веско. — А на войне коктейли неуместны…»

Разлили грамм по пятьдесят, чокнулись и дернули. Закуривши, накатили еще по пятьдесят. Помаленьку отпускало. Самое скверное в таких вот операциях — даже не опасность, а дикое напряжение нервов, которое лучше всего лечить небольшой дозой спиртного. Главное, чтобы лечение не переросло в пьянку. Вот на легонькое лечение правильный отец-командир как раз и закроет глаза, если соблюдены писаные правила. Прекрасно знает, что они сейчас не в шашки режутся и не политические новости в газетах штудируют. Ручаться можно, Морской Змей и сам сейчас пропустит стопарик-другой за успех дела и отсутствие потерь — в одиночестве, потому что правильному командиру с подчиненными пить не полагается, кроме как за праздничным столом…

— Почитать бы отчет, — мечтательно сказал Мануэль. — Если чертовы буры еще и тактическими ракетами обзаведутся…

— Гуманизм торжествует, абстрактный гуманизм, — невинно щурясь, сказал Лаврик. — Будь моя воля, давно бы на этот чертов полигон налетела нехилая стая неизвестных стратегических бомберов и смешала там все с землей. Пусть бы потом даирцы слали ноты на деревню дедушке…

— Разрядка на дворе, — сказал Мазур. — Детант[1].

— Садись, пять, — фыркнул Лаврик. — За политическую грамотность… Беда только, что буры на детант положили четыре лапки и пятый…

Он удобно разлегся на массивной железной кровати, сохранившейся с колониальных времен, заложил руки за голову и с тоскливой ненавистью принялся созерцать висевшую на стене огромную карту Бангалы, исчерченную разноцветными карандашными линиями и покрытую небрежно намалеванными шариковой ручкой значками — это они сами постарались, чтобы наглядно представлять ситуацию.