Пиранья. Война олигархов

– Я хочу, чтобы вы кое-что уяснили, Кирилл Степанович. Мы не заговорщики, не составляем какой-нибудь тайный комплот, и уж тем паче мы не масонская ложа. Я бы назвал это тяготением, взаимным притяжением друг к другу единомышленников. Из которого, конечно же, постепенно рождается программа действий. Я понимаю, что первый вопрос, который приходит в голову, – ну чего ж вам неймется? Сорите деньгами, покупайте яхты, сидите себе по виллам и особнякам, по Лондонам и Ниццам, чего лезть в политику?

А помните такое знаменитое изречение – жить в обществе и быть свободным от общества нельзя? Со школы памятно. Перефразируя его, я могу сказать, что быть собственником и жить самому по себе нельзя. Это покуда ты наемный работник, можешь быть сам по себе и, уходя домой, начисто забывать о работе до следующего утра. А когда становишься собственником, то… то все сразу меняется. Даже пусть мелким собственником. Когда владеешь ларьком, то зависишь от всяких санэпидемстанций и налоговых шакалов, вынужден договариваться с мелкими бандюжатами и ментами, заключать альянсы с другими торговцами, чтобы не дать сбить цену или отстоять у местного депутатишки право на торговые места. А поднимаешься на ступеньку выше, на городской уровень – и попадаешь вроде бы в другую среду обитания… Но тут же обнаруживаешь, что законы сосуществования и здесь все те же. Только договариваешься уже с депутатами городских собраний, с налоговыми чинами и губернаторишками. Добираешься вроде до олигархических высот, дела решаешь теперь не на оптовом рынке, а в Кремле – но и тут все то же самое. Необходимо с кем-то решать, договариваться, с кем-то вступать в альянсы, кого-то покупать, против кого-то дружить… И вне этого остаться невозможно, не получится торчать эдаким гордым утесом, потому как элементарно сожрут. Сперва начнут откусывать по кусочку. Кусочек там, кусочек сям. А когда ослабнешь, вцепятся зубами все кому не лень и разорвут в одночасье. Закон стаи – слабого обязательно загрызут. А одиночка – это и значит слабый. Увы, такова ситуация на сегодняшний день.

Я не собираюсь поносить существующий порядок – хотя бы потому, что сам его создавал, поддерживал и от него кормился. Но то, что было хорошо шесть лет назад, сейчас идет во вред, теснит, как смирительная рубашка. Нужны перемены. И мы обеспокоены тем, что перемены эти не происходят.

Вы знаете, я хочу быть нормальным европейским бизнесменом, и чтобы в мире меня воспринимали именно так. А не как случайно разбогатевшего дикаря с золотым кольцом в носу и усыпанными алмазами перьями в голове. Я хочу, чтобы всякие там заморские президенты, вроде того, что поставлял в голодную Россию куриные ножки с барского стола (его сынуля, кстати, из демократических соображений бомбит Багдад), – так вот я хочу, чтобы они не снисходили ко мне в Давосах, похваливая за шаги на пути демократии, небрежно хлопая по плечу и давая ход авансам в обмен на послушание. Пусть сами катят ко мне, в медвежью Россию или в дикие степи Украины, топчутся в приемной и добиваются встречи со мной, как курсистка добивается нежного свидания!

Он встал и принялся мерить кабинет широкими шагами. Мазур прикинул, будет ли комильфо, если он останется сидеть, и решил, что будет.

– Помните, был такой сериал, мексиканский, кажется, – «Богатые тоже плачут»? Я его, разумеется, не смотрел, однако название запомнилось. Врезающееся название… Отчего-то простым людям кажется, что жизнь богатых и очень богатых людей разительно отличается от их жизни. А на самом деле отличие только в декорациях, но никак не в сути. Как ни грустно мне в таком признаваться, наша жизнь принципиально ничем не отличается от той, какой живут все остальные люди. К тому же все эти… отличия вроде яхт и особняков… быстро приедаются. Можете мне не верить, Кирилл Степанович, но богатство – это работа, это взваленная на плечи чересчур тяжкая ноша, волоча которую, чувствуешь себя чертовски одиноким… И вы будете смеяться, но я хочу получить достойную оплату своей работе. Нет, не в деньгах, не в чеках или там в виллах… Я хочу, чтобы условные рокфеллеры, ротшильды и все эти биллы гейтсы числили меня среди своих первейших врагов! Чтобы, вставая по утрам, первым делом интересовались бы у своих секретарей: а как там Малышевский Александр-свет Олегович, не скончался ли, случаем, от удара, и скрежетали бы зубами, узнав, что я все еще жив, мои акции идут в гору и я по-прежнему собираюсь скупить на корню очередную их европейскую биржонку или сталелитейный гигант!.. И ведь я могу выйти на этот уровень, силы я в себе чувствую, я знаю, как этого добиться, представляю, что для этого надо сделать, причем не воруя, не укрывая, не обманывая и не нарушая! – На мгновенье по его лицу определенно проскочило что-то такое – неуловимое и «озарительное», словно мигнула подсветка. Мигнула – и погасла.