Пиранья

«Ирина», – с запоздалым раскаянием вспомнил он. Но тут же успокоился – Мадлен, это, знаете ли, совсем другое. Это, говоря суконно, выполнение задания командования, и не более того. А Ирина есть Ирина, волнующая, желанная, капризная и ветреная адмиральская дочка, пусть даже в некотором смысле и боевой товарищ – как-никак шифровальщица в одном с ним звании, о чем большая часть экипажа понятия не имеет…

Он не спеша брел вдоль кромки тротуара, вновь прокручивая в памяти кое-какие сцены только что закончившегося свидания, те самые, которые особенно хотелось повторить. Один записной ходок с улыбочками и подмигиваньями рассказывал, что не только женщины нас таким вот образом, но и мужики их примерно так же…

– Месье! – и на него обрушилась длиннющая тирада на языке Гюго и Фантомаса.

Мазур повернулся в ту сторону, медленно освобождаясь от сладких видений. Какой-то хрен импортный, лысенький пузан в шортах и пестрой гавайке, аж подпрыгивал от нетерпения, махая у Мазура перед носом планом города и тараторя что-то на мове лягушатников. Рядом с ним угрюмо торчал второй, повыше, с гораздо более пышной шевелюрой, но одетый столь же легкомысленно. Оба были нагружены рюкзаками – свеженькие туристы, надо полагать, пилигримы… Мазур, любовник великолепной француженки, любил сейчас весь мир, а потому охотно остановился, поскреб в затылке:

– Нон парле франсе… Ду ю спик инглиш?

– О, немного! – обрадованно воскликнул толстяк. – Мистер, вы мне можете показать на этом чертовом листе, где тут есть порт… порт…

– Порт-Шарль? – догадался Мазур. – Порт-Шарль примерно здесь… вот только, мистер, я плохо представляю, как называется эта улица, где мы находимся…

– Вон там табличка…

Мазур повернул голову в указанном направлении.

Он еще успел отметить краем глаза чужую руку, рванувшуюся к его лицу из-за спины, успел сообразить, что это определенно длинный, – а вот предпринять ничего не успел. Едко-морозная дурманящая волна ворвалась в ноздри, в рот, прокатилась до пяток, и он осел на подгибавшихся ногах, последней вспышкой сознания зафиксировав скрежет автомобильных тормозов над самым ухом…

Глава четвертая Незваные благодетели

Пробуждение слегка напоминало похмелье средней степени – пока балансировал меж забытьем и явью, в голову лезла всякая чушь, то ли сны, то ли галлюцинации, тут же бесследно пропадавшие из памяти, трудно было так сразу сообразить, где он, во рту стоял привкус бумаги, голова легонько кружилась. Тщательно проморгавшись, Мазур так и лежал не шевелясь, пока не понял, что окончательно вынырнул в реальность. Но и тогда не шелохнулся, оценивая окружающее, насколько мог.

Какая-то добрая душа – осьминога ей в задницу и сапогом утрамбовать! – сняла с него туфли и расслабила узел галстука, после чего уложила на узкую постель. Комната оказалась чем-то вроде мансарды – высоко над головой белел скошенный потолок с одним-единственным окном, до которого не удалось бы не то что дотянуться, но и допрыгнуть. Обширная мансарда, но пустоватая – кроме кровати, на которой он простирался, имелись лишь два стула с высокими спинками, ветхие на вид, да нечто вроде туалетного столика с помутневшим от времени зеркалом.

Решившись, Мазур встал, сунул ноги в расшнурованные туфли, пошарил по карманам. Пусто. Выгребли абсолютно все – деньги, сигареты, даже комсомольский значок. Загранпаспорт, к счастью, остался на судне, но из кармана пропало удостоверение научного сотрудника Института океанологии.

Пахло застарелой пылью и чем-то вроде залежавшегося гуталина. Как следует проинвентаризовав свои ощущения, Мазур сделал вывод, что чувствует себя, в общем, неплохо. Голова почти что и не кружится, вот только бумажный привкус во рту не проходит.

Подошел к двери, подергал ручку, покрутил ее. Попробовал открыть дверь сначала от себя, потом к себе. Безрезультатно. Тогда, не колеблясь, что есть мочи врезал по ней ногой. И еще раз, и еще. Взлетела пыль, заставившая расчихаться, но дверь, сколоченная на совесть еще при англичанах, устояла. И почти сразу же в замке звонко щелкнул ключ.

Мазур из предосторожности отступил на шаг. Дверь приоткрыли, ровно настолько, чтобы в нее смог заглянуть чей-то глаз, потом она распахнулась наружу, вошел парнище повыше Мазура примерно на голову, в полотняных брюках и майке с короткими рукавами, открывавшими нехилые бицепсы. Положив руку на заткнутый за пояс короткоствольный револьвер, энергично пожевывая резинку, с непроницаемым выражением лица потеснил Мазура грудью в глубину комнаты, толчком заставил усесться на кровать и протянул по-английски:

– Сиди спокойно, парень, а то рассержусь…