Пират

Все были крайне изумлены, а больше всех Магнус Тройл, который поспешил объяснить членам совета и капитану Уэдерпорту, что джентльмен этот вот уже много лет как мирно и честно проживает на шетлендском Мейнленде.

— В таком случае, — заявил капитан, — я отказываюсь от обвинения этого несчастного старика, ибо в силу двух деклараций о помиловании он не подлежит больше преследованию, и клянусь душой: когда я вижу, как отец и сын сжимают друг друга в объятиях, хотел бы я иметь право сказать то же самое и о сыне.

— Но как же это, как же это может быть? — спросил провост. — Ведь мы всегда звали старого джентльмена Мертоном, а молодого — Кливлендом, а теперь оказывается, что обоих зовут Воан.

— Воан… — повторил Магнус. — У меня есть некоторые основания помнить это имя, а судя по тому, что мне недавно сообщила моя кузина Норна, этот человек имеет право носить его.

— А я могу подтвердить, что и молодой человек тоже, — сказал капитан, заглянув в свои заметки. — Минуту внимания, — прибавил он, обращаясь к молодому Воану, которого мы до сих пор называли Кливлендом. — Послушайте, сэр, вас зовут, оказывается, Клемент Воан; так скажите, пожалуйста, не вы ли, будучи совсем еще мальчиком, стояли во главе шайки разбойников, что восемь или девять лет тому назад разграбила испанскую деревню под названием Кемпоа, в Новой Испании, с целью захватить находившиеся там в это время сокровища?

— Мне нет никакого смысла отрицать это, — ответил пленник.

— Несомненно, — подтвердил капитан, — но признание может сослужить вам службу. Дело в том, что погонщики мулов скрылись со своими сокровищами в то время, как вы, рискуя собственной жизнью, защищали от грубости ваших соратников честь двух испанских дам. Помните ли вы этот случай?

— Уж кому это помнить, как не мне! — закричал Джек Банс. — Ибо за это рыцарское поведение капитана нашего высадили на необитаемый остров, а меня самого чуть не отлупили плетьми и не посыпали солью за то, что я был заодно с ним.

— Поскольку это дело выяснилось, — сказал Уэдерпорт, — жизнь Воана вне опасности. Дамы, которых он защитил, оказались весьма высокопоставленными особами, дочерьми самого губернатора провинции, и благородный испанец давно уже испросил у нашего правительства прощение их спасителю. Мне даны были специальные распоряжения относительно Клемента Воана, когда шесть или семь лет тому назад я был послан в Вест-Индию для преследования пиратов. Но о Воане там никто ничего не знал, хотя вместо него мне достаточно пришлось услышать о Кливленде. Но как бы то ни было, капитан, будь вы Воан или Кливленд, я, пожалуй, готов поручиться, что за ваш геройский подвиг в Кемпоа вы получите полное прощение, когда прибудете в Лондон.

Кливленд поклонился, и кровь бросилась ему в лицо, а Мертон пал на колени и горячо возблагодарил Бога. Обоих увели при сочувственных рыданиях многих зрителей.

— Ну, а вы, уважаемый господин лейтенант, что вы можете сказать в свое оправдание? — спросил капитан Уэдерпорт ci-devant Росция.

— Да очень мало или даже совсем ничего, с позволения вашей милости; хотелось бы мне, конечно, чтобы ваша милость нашла и мое имя в той книге помилований, что держит в руке, ибо в деле при Кемпоа я был правой рукой капитана Клемента Воана.

— Вы называете себя Фредерик Алтамонт? — спросил капитан Уэдерпорт. — Но в моем списке нет такого имени, благородные леди записали только еще какого-то Джона Баунса или Банса.

— Так это же я, это я самый и есть, капитан, и могу доказать это; и, уж во всяком случае, я предпочитаю жить под именем Джека Банса, хотя звучит оно достаточно плебейски, чем болтаться на виселице Фредериком Алтамонтом.

— В таком случае, как Джону Бансу я могу и вам подать кое-какую надежду, — сказал капитан.

— Премного благодарен вашей высокоуважаемой милости, — воскликнул Банс и тут же прибавил совершенно другим тоном: — Ах, если вымышленное имя может иметь такое могущественное действие, так, пожалуй, и бедный Дик Флетчер заслужил бы помилование как Тимоти Тагматтон, но, выражаясь его собственными словами, как ты там ни верти, а только…

— Уведите лейтенанта, — приказал капитан, — и давайте сюда Гоффа и прочих молодчиков. Многих из них, как я полагаю, ожидает веревка.

И пророчеству этому, видимо, суждено было сбыться, так тяжки были предъявленные пиратам обвинения.

«Альциона» получила приказ прибыть в Керкуолл, чтобы отвезти арестованных в Лондон, куда она и отправилась по прошествии трех дней.

В течение всего того времени, что несчастный Кливленд оставался в Керкуолле, капитан «Альционы» обращался с ним чрезвычайно любезно, а добрый его старый знакомый Магнус Тройл, знавший втайне, каким близким родством были они связаны, окружал его всяческого рода знаками внимания, многие из которых Кливленд просто отказывался принимать.