Пират

Запомнился холодно-белый слепящий свет, отраженный от снега и белых строений, окружавших инаугурационные трибуны. Это был январь 1961 года. Величайшая страна мира праздновала вступление в должность своего нового президента — Джона Ф. Кеннеди.

Шесть месяцев назад никто на Ближнем Востоке не знал даже имени этого молодого человека. Затем он неожиданно стал кандидатом от демократов, и на письменный стол Бейдра легла телеграмма от принца: «Какова политика Кеннеди на Ближнем Востоке?»

Ответ был краток: «Произраильская. Пожалуй, это все».

Телефонный звонок на следующий день был столь же краток. Звонил принц. Лично.

— Изыщи возможность вложить миллион долларов в избирательную кампанию Никсона, — распорядился принц.

— Это будет не просто, — ответил тогда Бейдр. — В Соединенных Штатах действуют особые правила финансовой поддержки избирательных кампаний.

Принц хитровато усмехнулся.

— Политики везде одинаковы. Я уверен, ты найдешь способ. Господин Никсон и господин Эйзенхауэр были очень добры к нам, когда в пятьдесят шестом англичане и французы пытались завладеть Суэцким каналом. Мы должны показать им, что мы хотя бы благодарны.

— Я поработаю над этой проблемой, — ответил Бейдр. — Но я бы предложил сделать символический вклад в кампанию Кеннеди, по таким же соображениям.

— Зачем же? — спросил принц. — Ты думаешь, у него есть шанс?

— Не по результатам опросов, но Америка есть Америка. Никогда нельзя знать заранее.

— Предоставляю это тебе, — ответил принц. — Я начинаю думать, ты стал больше американцем, чем арабом.

Бейдр рассмеялся.

— Американцы так не думают.

— Как поживает твоя жена с дочками? — поинтересовался принц.

— У них все хорошо, — ответил он. — Вчера вечером разговаривал с ними. Они в Бейруте.

— Тебе надо было бы побывать дома, — сказал принц. — Я все жду, когда будет обещанный тобой наследник. Мне не хотелось бы ждать его слишком долго. С годами я не становлюсь моложе.

— Да сохранит вас Аллах, — пожелал Бейдр. — Вы будете жить вечно.

— Хочу надеяться — в раю… — В телефоне послышался тихий смешок принца. — Но не на этой земле.

Бейдр в задумчивости положил трубку. Принц никогда ничего не говорил просто так. Интересно, знал ли он, что Мариам больше не сможет иметь детей после рождения второй дочери? Но если он знал об этом, то не стал бы напоминать о наследнике.

Тогда он стал бы настаивать на разводе Бейдра и новой женитьбе. По мусульманским законам бесплодие было достаточным основанием для развода. Но Бейдру не хотелось. Не то чтобы он любил Мариам. Любви между ними не было никогда, и чем дольше они состояли в браке, тем меньше между ними было общего. Она была слишком провинциальна; ей в самом деле не нравились ни Европа, ни Америка. Она бывала по-настоящему счастлива только в своем привычном окружении, в понятном ей мире. В этом и состояла, по мнению Бейдра, суть проблемы. Слишком много в ней было арабского. И сама мысль о том, чтобы еще раз жениться на арабке, ничуть ему не улыбалась.

Быть может, принц был прав. Быть может, он чересчур американизировался. Потому что он действительно предпочитал западных женщин своим, арабским. Западные женщины были полны жизни, имели вид, стиль, свободу, которых у арабских женщин не было и в помине…

Бейдр нашел способ, как поддержать финансами избирательную кампанию. Причем, обоих кандидатов. У него было достаточно друзей среди бизнесменов в обеих партиях. Символические капиталовложения сработали, и принц получил приглашение от инаугурационного комитета. Сославшись на нездоровье, принц назначил Бейдра своим специальным представителем на церемонии инаугурации.

Бейдр находился в секторе, резервированном для представителей иностранных государств, совсем недалеко от президента. Ему было неуютно в зимнюю стужу, несмотря на нижнее белье с подогревом под его фрачным костюмом с жемчужно-серым жилетом и брюками. Цилиндр, надвинутый пониже, чтобы невзначай не сдуло ветром, не очень-то грел его голову.

Он огляделся по сторонам. Некоторые дипломаты и их жены оказались явно лучше подготовлены, чем он. Они были старше и, наверное, присутствовали на инаугурации не впервые. Он заметил, как они потягивают горячительное из небольших серебряных фляжек; не мало было гостей и с термосами.

Посмотрел на часы; четверть первого. Опаздывали с началом церемонии, которая была назначена на полдень. Полез в карман за темными очками: глаза устали жмуриться от солнца и яркого снега, но передумал. Ни на ком не было темных очков. На трибунах стало заметно оживление. Раздались аплодисменты, и он еще раз огляделся вокруг. Новоизбранный президент поднимался на платформу.

В нем было что-то очень юное и хрупкое, когда он твердым широким шагом шел вперед, и ветер лохматил ему волосы. Казалось, он не замечал холода. Он был единственным на платформе без пальто и шляпы.