Пират

Все трое спокойно сидели, сложив ноги по-турецки и доброжелательно глядя на Сухова.

У каждого под рукою лежало по мушкету.

— Он? — спросил негромко один из компании, полноватый и румяный.

— Он, — кивнул его сосед, смуглый и тёмноглазый, безбородый и безусый, но с длинными волосами, обвисавшими немытыми сосульками.

— А вот и наш к-капитан! — бодренько пропел Бастиан, зябко потирая руки, словно будучи не до конца уверен в своём праве пускать чужаков на борт.

Олег оглядел невозмутимую троицу и задал вопрос:

— Буканьеры? «Вольные стрелки»?

— Мы и есть, — подтвердил румяный. Переглянувшись с товарищами, он дождался их кивков, означавших согласие, и добавил: — Нас ещё мателотами называют, вроде как матросами. Так мы хотим у тебя матросить, на «Ундине». Ты как?

— Да я-то за, — пожал плечами Сухов. — У меня команды… это самое… недобор. Я — капитан Драй. А вы кто будете?

— Толстяк Люка, — представился «в меру упитанный». — Из Пикардии. Давно.

— Айюр, — отрекомендовался безбородый. — Меня пацаном подобрали на Варварском берегу.[8] Я, получается, мавр. Или… этот… бербер.

— А я буду Голова, — сказал третий, снимая шляпу.

Череп у него и впрямь отличался размером — видимо, сказывались последствия рахита, перенесённого в детстве.

Посаженная на узкие, худые плечи, голова у буканьера представлялась ещё большей, чем была.

— Как вы насчёт мяска? — осведомился Люка. — Ну чтобы позавтракать?

— Положительно! — ухмыльнулся Сухов.

«Мяско» было просто объедение. Говядинка, скорее томлёная, чем жареная или печёная, она просто таяла во рту безо всякого на то преувеличения.

К сожалению, того же нельзя было сказать о кукурузных лепёшках, но это уже придирки.

Умолов изрядную порцию угощения (буканьеры как бы «проставлялись»!), Олег спросил Толстяка:

— Не в курсе, кто нынче верховодит на Тортуге? А то давненько я тут не был…

«Давненько… Хм… И сорока лет не прошло!»

Люка вытер губы засаленным рукавом и ответил:

— Д’Ожерон вроде. Хитрован ещё тот, но корсарчиков привечает.

— Ат-тлично!

Бертран д’Ожерон, сьер де ла Буэр, прославился как королевский губернатор Тортуги и Берега Сен-Доменг.

Человек смелый и находчивый, д’Ожерон быстренько взял в оборот пиратов, избравших гавани Тортуги своим прибежищем. Выходец из Анжу, бывший капитан королевского флота, Бертран потерпел однажды кораблекрушение у берегов Эспаньолы и поневоле разделил участь буканьеров.

Раз за разом терпя неудачи как делец, упрямый анжуец не сдавался. Получив от короля Людовика жалованную грамоту, назначавшую его губернатором Тортуги и Сен-Доменга, д’Ожерон развернулся вовсю.

Поначалу приходилось туго, всё было крайне запущено.

Новый губернатор хотел даже власть применить, но быстро понял, что плетью обуха не перешибёшь — не заставишь флибустьеров,[9] привычных к безвластию, исполнять королевские указы.

И д’Ожерон выбрал путь уступок с поблажками.

Скажем, капёрские грамоты, позволявшие безнаказанно грабить испанские корабли, он выдавал безвозмездно, то есть даром, хотя его коллега с Ямайки, Томас Модифорд, брал за эти «лицензии на убийство» по двадцать фунтов за штуку.

В том же Порт-Ройале английские пираты вынуждены были с добычи своей выплачивать королевскую десятину, да ещё одну пятнадцатую отдавать в пользу лорд-адмирала, а вот губернатор Тортуги обходился всего десятью процентами, шедшими в казну его величества.

— Спасибо за угощение, — сказал Сухов, благодушествуя. — За работу. Воду вычерпываем, снасти чиним, паруса латаем — и на Тортугу!

Море и небо словно извинялись перед галиотом за допущенный шторм, подлащивались, насылая попутный ветер и приглаживая волны.

«Ундина» бодро одолевала морские мили, продвигаясь на север.

Управляться с кораблём впятером было непросто, но уж куда лучше, нежели на пару с Бастианом.

Олег, стоя за штурвалом, хмыкнул. Опять то же самое!

Опять ему по головам лезть, выбиваясь в какие-нибудь «генералы пиратов».[10]

А как иначе? В «низах» ловить нечего…

Хотя, если честно, не надо представлять пиратов Карибского моря уголовниками, по коим виселица плачет или плаха. Всё не так просто.

Да пожелай короли Англии и Франции искоренить пиратство, в Вест-Индии наступила бы тишь и благодать!

Всё дело как раз в том, что в Лондоне и Париже хотят иного — дабы флибустьеры плодились и размножались, ибо «джентльмены удачи» являлись грозной силой.

Им щедро раздавали капёрские грамоты, позволяя безнаказанно грабить и топить суда «вероятного противника», чаще всего Испании, и целый флот корсаров с энтузиазмом грабил потомков конкистадоров, ведя «странную войну» на море.

Тем более что в данное время между Испанией и Францией опять шла война — Деволюционная, за Нидерланды.

Как говорится, грех не воспользоваться случаем да не ущипнуть Испанскую империю, эту не в меру раздобревшую дуэнью, за её жирный зад — в районе Вест-Индии.

Тому же королю Людовику это было вдвойне, даже втройне выгодно: пираты ослабляли испанское господство, нанося хитроумным идальго неслабый урон, и при этом его величество не тратил на боевые действия ни единого су.