С собой Олег взял Ташкаля и Айюра — за «языком» толпой не ходят. Отправились сразу, да и чего было выжидать?
По границе между тенью, отбрасываемой мангровыми зарослями, и белым песком, здорово отсвечивавшим под звёздами, Сухов двинулся вдоль берега.
Шорох волн слева и невнятные писки справа быстро стали привычным фоном, и Олег напряжённо вслушивался в ночные шумы, пытаясь вычленить из них необычные звуки.
По рассказам Моргана, неплохо знавшего здешние места, рыбацкая деревушка находилась неподалёку, в двух шагах. Там же помещался и сторожевой пост.
— Моя видеть, — шепнул Ташкаль. — Над деревьями.
— Вышка, что ли? — пригляделся Олег.
— Похоже, — тихонько сказал бербер.
— Замерли!
Скрытый в тени мангров, Сухов застыл неподвижно, всматриваясь в темноту.
Над верхушками деревьев торчала дозорная вышка, сколоченная из дерева. Стоял ли кто на её площадке, увидеть было трудно… Ага!
Олег хищно улыбнулся: с вышки блеснула сталь.
То ли стволом мушкета повёл дозорный, то ли на гребне шлема преломился рассеянный свет.
— Ташкаль, за мной! Айюр, когда выдвинемся к вышке, сторожишь внизу. Если что, свисти. Только тихо!
— Что я, маленький, что ли? — пробурчал бербер.
Индеец двинулся первым, бесшумно скользя между деревьями. Прикрытые сверху развесистыми кронами, «диверсанты» были незаметны.
Близость вышки выдал запах аммиака.
Поморщившись, Сухов скользнул к кривоватой приставной лестнице. Ташкаль заморачиваться не стал — полез прямо по перекладинам, разлаписто цепляясь за них руками и ногами.
На верхнюю площадку оба прибыли в одно время.
Испанец наличествовал в единственном числе — присев к опоре, поддерживавшей навес из пальмовых листьев, он дремал, сонно роняя голову в тяжёлом шлеме-морионе.
Олег показал на пальцах, как распределяются роли в простеньком спектакле, и краснокожий кивнул.
Сделав неслышный шаг, Сухов присел перед испанцем.
Ташкаль согнулся за опорой, одним движением обвивая рукою горло дозорного и приставляя к его шее нож.
— Если ты обещаешь помалкивать и не делать резких движений, — проговорил Олег добродушно и раздельно (его испанский был плоховат), — то останешься жив-здоров. Я понятно выражаюсь?
Дозорный, тараща глаза поверх ладони индейца, зажимавшего ему рот, истово закивал.
— Спускаемся, — коротко обронил Сухов.
Он двинулся первым, за ним слезал «язык», а Ташкаль «страховал» его, накинув испанцу петлю на шею.
Тут даже объяснять ничего не надо было: вякнешь лишнее, и верёвочка затянется…
На земле эта верёвка спутала дозорному руки.
Легонько пихнув «языка» в спину, Олег доверил вести его берберу с индейцем, а сам прикрывал отход.
Однако всё было тихо — сослуживцы испанца дрыхли в хижинах неподалёку.
Ближе к берегу, где рыбацкие сети мерцали налипшей чешуёй, почивали сами los pescaderos. И тишина…
В лагере пиратов «языка» разговорили быстро, не пришлось даже, прибегать к уловкам, свойственным инквизиторам, — дозорный «пел», выкладывая всё, что знал.
— Хорошие новости, — сказал оживлённо Морган, потирая руки, — испанцам не хватает солдат! Что характерно. В Сантьяго-де-ла-Глории вместо двухсот защитничков всего семьдесят, а в Сан-Херонимо и десятка не наберётся!
— Когда выступаем, адмирал? — бодро спросил Сухов, наблюдая, как дюжий Том сжимает горло дозорному, — раздался мокрый хруст.
— Немедленно! — выдохнул Генри.
Ближе к полуночи бравые флибустьеры высадились в местечке Эстера-Лонга-Лемос. Дальше отряд повёл Горилла Том, некогда пленённый испанцами и проведший в окрестностях Пуэрто-Бельо незабываемое лето.
«Язык» перед смертью поведал Моргану, что, дескать, форт Сантьяго-де-ла-Глория давно превратился в развалюху, и это приободрило Генри.
Но «генерал пиратов» не был бы таковым, если бы доверял каждому слову врага.
Поступил он мудро — занял господствующую высоту и устроил на ней метких стрелков с буканьерскими фузеями.
И лишь потом, когда над морем зарделся рассвет, двинул пиратов на штурм города.
«Штурмовиков» заметили, с бастиона Сантьяго-де-ла-Глория грохнула пушка. Ядро просвистело над «джентльменами удачи», подняв фонтан на темневшем просторе бухты, и на этом обстрел закончился, вроде бы подтверждая последние слова дозорного.
Выстрел ранним утром переполошил город, а тут и в обеих церквях забили в набат.
Пираты поняли, что этак все разбегутся, оставив их без добычи. Взревев, «сборная команда» ворвалась на окраину Пуэрто-Бельо, паля из мушкетов и вопя непристойности.
Началась та самая кутерьма, которую война, большая или маленькая, привносит в обычную жизнь, налаженную и устроенную, пресную и даже скучную.
То, что творилось в городе, Сухову было знакомо до оскомины — всякое человеческое селение, захваченное неприятелем, тут же уподоблялось разворошенному муравейнику — полуодетые жители суетились, хватая самое нужное и лишнее, бросая и подхватывая снова.
Они носились с ревущими детьми, как мураши с личинками, пытались уберечь ценности и золото, набивая ими сундучки или зажимая в руке последний песо.