Пират против всей галактики

Раздосадованный попугай, все попытки которого испортить Грохотуну настроение провалились, отвесно взмыл в небо на своих новых реактивных крыльях. Никакой живой птице такой крутой взлет не был бы по силам.

— Ишь ты! Словно ракета «земля-воздух-земля»! — восхитился рогатый робот.

Он снял пулемет с треноги и проводил попугая перекрестием оптического прицела. Грохотуну ужасно хотелось испробовать на нем пулеметик, но он знал, что капитан рассвирепеет.

Пират не раз предупреждал рогатого робота, что если тот прихлопнет попугая, то он в наказание перепрограммирует Грохотуна в мусорщика или, что было бы еще хуже, в преподавателя английского языка. «Будешь у меня бродить по кораблю и день и ночь твердить: „Гуд монинг, чилдрен! Ду ю спик инглиш? Вот из ё нэйм?“ — грозился Крокс.

Бедный Грохотун, не знавший ни одного языка, кроме русского, от такой перспективы впадал в уныние, забивался в самый дальний угол «Странника» и там либо рассматривал коллекцию зубов, занимавшую у него огромную банку, либо по складам разбирал свою инструкцию — тонюсенькую брошюру, которая для него была важнее любой книги этого мира.

И вот сейчас, прицеливаясь в попугая из пулемета, Грохотун продолжал бороться с собой, как вдруг тряпка, которой он протирал стволы, повисла у него на рогах.

«Ветер, что ли?» — подумал рогатый робот.

Он сдернул тряпку и отшвырнул ее от себя, но она внезапно остановилась в воздухе и вновь полетела в его сторону. Грохотун наступил на нее ногой, но та продолжала упрямо дергаться и извиваться, а когда робот отвлекся и убрал ногу, она прыгнула, как кобра, и повисла у него на рыцарском шлеме, закрыв зрительные датчики, и вдобавок ухитрилась завязаться узлом на затылке.

Изумленный Грохотун отложил пулемет, сорвал тряпку и, сжав ее в огромной горсти, стал разглядывать.

— Хм. Никогда не слышал об эпидемии тряпочного бешенства, — бормотал он. — Интересно, это не заразно? Нужно на всякий случай ее пристрелить!

Решив так, робот бросил тряпку на землю и испепелил ее выстрелом из лазерного пулемета.

— Хорошая была тряпочка! Жаль было ее уничтожать, да ничего не поделаешь! С тряпочным бешенством шутки плохи!

Расправившись с тряпкой, Грохотун вновь стал искать прицелом попугая, который, не замечая ничего вокруг, выписывал в небе фигуры высшего пилотажа.

— А не сделать ли мне миллиметраж? Попадать в него не буду, а лишь испугаю! — соблазнился робот, но не успел он нажать на курок, как кто-то сильно хлопнул его сзади по плечу.

— Это вы, кэп?

Робот круто обернулся, но никого не увидел и ошеломленно крякнул. «Видать, блок сознания перегрелся! Давно надо было заменить вентилятор в правом ухе!» — сказал он себе, вновь возвращаясь к пулемету. Но не успел Грохотун толком прицелиться, как кто-то хлопнул его по плечу.

— Чьи это шутки?

Великан повернулся с неожиданной для такой громадины быстротой, но за его спиной по-прежнему было пусто, правда, донесся чей-то короткий смешок.

— Кто здесь? — с беспокойством окликнул Грохотун.

— Я твоя совесть! — ответил ему звонкий голос. Робот подозрительно уставился в пустоту.

— Что-то твой голос мне больно знаком!

— Разумеется, каждому знаком голос собственной совести! — ответил его невидимый собеседник.

— Так, значит, ты моя совесть? Ты уверена, что ты не тряпочное бешенство? — поинтересовался робот.

— Уверена! Скажи, Грохотун, тебя устраивает то, как ты живешь? Ты никогда не задумывался о смысле жизни и бытия?

— Чего-чего? — не понял робот, в речевой программе которого такие сложные слова отсутствовали.

— Говорю, никогда не задумывался, зачем ты живешь? — повторил голос.

Грохотун передернул плечищами:

— Живу, и все! О чем тут думать? От думанья блоки сознания портятся, а для моей модели новые найти трудно.

— А какая у тебе философия? — допытывался голос.

— Фило… какая? — не понял робот.

— Ну, план жизни у тебя какой?

— План-то? — Робот поскреб затылок. — Если есть возможность пострелять, я стреляю. Есть возможность подраться, дерусь! Если кэп чего-то велит, выполняю. Вот и весь план!

— А что-нибудь заветное у тебя есть? — продолжал невидимый голос.

— Увлечение, что ли? В смысле хобби-бобби? Ну, я зубы коллекционирую! Целую банку уже набрал. Поймаешь, бывало, девчонку или мальчишку, схватишь за ногу, поднимешь головой вниз и спрашиваешь: «Молочные зубы есть? А ну, гони!»

— А тебе не стыдно?

— Чего? Ах да, стыд! Кажется, раньше у меня была такая схема, да я ее выковырял. Все равно она ненужная, — похвастался робот.

Пока Грохотун беседовал со своей совестью, железный трос, свисавший с одного из бортов «Странника», осторожно зашевелился и его свободный конец незаметно обвил левую ногу робота.

— Ладно, Грохотун! Мне, совести, надоело с тобой разговаривать! Будешь исправляться? — нетерпеливо спросил голос.

— Не-а, мне и так хорошо! — отказался великан.

— Тогда я тебя заколдую и заставлю летать! — И Андрей (а это был, разумеется, он) дернул за рубильник.