Пират против всей галактики

Трос стал наматываться, и робот, которого неожиданно рвануло за ступню, повис вниз головой. Подождав, пока он поднимется метра на три, Андрей выключил монтажный барабан, оставив Грохотуна висеть кверху ногами.

Впервые в жизни угодив в такую дурацкую ловушку, рогатый робот гневно заревел, словно попавший в капкан медведь. Он с легкостью оборвал бы трос, но не мог до него дотянуться.

— Я прикончу тебя, совесть! — завопил он.

На груди Грохотуна раздвинулись щитки, оттуда выдвинулся секретный четырехствольный молекулярный пулемет и стал палить наугад во все стороны. Андрей, Василиса и Баюн, боясь случайного попадания, залегли за небольшую каменную гряду. Спустя минуту, видя, что никакого эффекта нет, робот прекратил стрелять.

— Ты жива, совесть? — крикнул он.

— Жива я, жива! — Андрей осторожно выглянул из укрытия.

— Совесть, я сдаюсь! Отпусти меня! — попросил Грохотун.

— Скажи «пожалуйста»!

— По-по-жалуйста! Я больше не буду! — с напрягом выдавил робот.

— Хорошо, я тебя отпущу, если… если ты придумаешь добрый стишок! — подумав, ответил мальчик.

Решив выполнить то, о чем просит совесть, робот надолго задумался. Он жестикулировал, чесал в затылке и размахивал над головой руками. Вдохновение долго не приходило, но Грохотун притащил его силой, подбадривая пинками.

Наконец, просияв, робот радостно взвыл:

— Эй, совесть, ты слышишь меня? Я придумал стишок!

— Читай! — крикнула Василиса. И Грохотун, не удивляясь, что у совести изменился голос, продекламировал:

Жил да был один толстяк, Он в лесу нашел пятак, А его за то две мухи Пристрелили из базуки!

— Ну как, добренький стишок? — спросил робот.

— Грохотун, ты неисправим! Я, твоя совесть, разочаровалась в тебе и ухожу навсегда! — сказала Василиса.

— Эй, совесть, подожди! Ты уйдешь, а я так и буду здесь висеть? — перепугался робот.

Пожалев его, Баюн привел в действие мотор, и трос опустил Грохоту на на землю.

— Совесть! Ты где? Ну, попадись ты мне! Эй, ты меня слышишь? А ну, иди сюда! — угрожающе завопил робот, как только ему удалось выпутаться из каната.

Но совесть не отвечала, и Грохотун решил, что она ушла. С неба спикировал попугай и уселся роботу на правый рог. К сожалению, попугай пропустил забавную сцену с канатом: в противном случае у него появилось бы чем дразнить великана до конца жизни.

— Ку-ку, а вот и я! Что ты делаешь, Грохотун? — спросила птица.

— Я вопю! — ответил Грохотун.

— «Вопю»? Такого слова нет!

— Зато смысл есть. А если смысл есть, то и слово будет! — не смутился робот.

— С кем ты разговариваешь, сам с собой? — спросил попугай.

— Нет, с совестью!

— С совестью? Ну ты даешь! Никогда не предполагал, что она у тебя есть! — изумился попугай.

— Я и сам не предполагал! Ну и классно же она дерется, скажу я тебе! Вся в меня! — сказал Грохотун.

Он снял с треноги лазерный пулемет, повернулся и отправился в «Звездный странник». Приключений на сегодня ему было более чем достаточно.

Тем временем, не снимая покрытого планетной пылью скафандра, Василиса поднялась на пневмо-лифте в рубку. Когда дверцы лифта открылись, капитан Крокс нетерпеливо повернулся на звук.

— Опять автоматика барахлит! Пора заменять ремонтных роботов! — буркнул он недовольно.

Пират вернулся было к компьютеру, как вдруг рядом зазвенел знакомый девичий голос:

— А вот и я! Вы волновались о нас, капитан? Не правда ли? Ведь именно поэтому вы так кричали на Баюна?

Пират вздрогнул и резко поднял голову. Окинув взглядом рубку, он убедился, что в ней никого нет.

— Ну вот, она мне уже мерещится! Что за наваждение! Глупая груда стали, забудь все надежды!

— Какие надежды, капитан? — тихо спросил голос.

На этот раз Крокс не стал даже оборачиваться. Должно быть, ему нравилось говорить с миражем.

— Надежды на любовь, на ее любовь, — сказал он с горечью.

Невидимый голос чуть дрогнул:

— Любовь? А она вам нужна?

— Любовь — это словно новая жизнь, — объяснил пират. — Василиса всегда такая веселая, а я давно утратил способность радоваться и только рядом с ней вспоминаю, что это такое. Все больше и больше я становлюсь машиной, бездушным киборгом, а что отличает меня, допустим, от Грохотуна? Только способность любить и страдать.

Неожиданно капитан умолк, человеческая половина его рта горько дернулась, и он стукнул себя кулаком по ладони.

— Я совсем спятил, если разговариваю сам с собой!

— Нет… подождите, капитан! Допустите хоть на минуту, что она тоже вас любит? Что тогда? Однажды вы подарили ей всю Вселенную, все эти звезды, когда вытащили ее с песчаной планеты, — вновь услышал капитан знакомый голос, которым звенел, казалось, сам воздух.

Но не успел он ничего ответить призраку, как дверцы лифта вновь разъехались и оттуда выскочила Лависса.

— Где она? Она здесь была? — завопила девочка, с подозрением осматриваясь.

— Кто «она»?

— Да невидимая Василиса!

— Невидимая?

— А я о чем говорю? На этой планете такая дурацкая пыль! Если примагнитится к скафандру, лучи проходят насквозь и человека не видно! — выпалила Лависса.

Крокс озадаченно уставился на девочку, а она, словно почувствовав что-то, пытливо спросила: